О, я верю в Корабль! Свидетельствую здесь и сейчас, что Уорд Киль верует в Корабль. Корабль - Господь наш, и Корабль привел нас на Пандору. Вечная дилемма - тонуть или плыть, причем в буквальном смысле. Ну... почти в буквальном. Мы, островитяне, по большей части дрейфуем. Это морской народ плавает.
Что за великолепная отборочная площадка для человечества эта Пандора и до чего же удачно названа! Ни клочка суши не осталось над морем, где прежде господствовал келп. Благородное некогда создание, разумное, ведомое всем прочим созданиям как Аваата - ныне всего лишь келп, зеленый, плотный и безмолвный. Наши предки уничтожили Аваату и унаследовали всепланетное море.
Случалось ли людям совершать подобное прежде? Случалось ли нам убивать существ, помогающих обуздать нашу собственную смертность? Мне отчего-то сдается, что да. Иначе зачем Корабль держит на орбите анабиозные камеры? Наш капеллан-психиатр разделяет мои подозрения. Как она говорит, "нет ничего нового под солнцами".
И почему это символы Корабля всегда принимали форму глаза внутри пирамиды?
Я начал эти записки просто как отчет о моем участии в работе комитета, который решает, какой именно новой жизни будет дозволено существовать - а возможно, и размножаться. Мы, мутанты, с глубоким почтением относимся к тем вариациям, которые биоинженерия этого гениального психа, Хесуса Льюиса, впустила в человеческую популяцию. Из тех неполных записей, которые находятся в нашем распоряжении, ясно, что определение "человек" было прежде гораздо более узким. Варианты мутаций, которые мы теперь принимаем не глядя, когда-то служили причиной изгнания, а то и смерти. Как член комитета, призванный судить жизнь, я всегда задаю себе один и тот же вопрос, на который и стараюсь ответить в меру моего скромного разумения: "Поможет ли это дитя, эта новая жизнь, всем нам выжить?" И если есть хоть малейшая надежда, что оно внесет свой вклад в дело выживания общества, которое мы зовем человеческим, я голосую за то, чтобы дозволить ему жить. Не раз и не два я бывал вознагражден тем скрытым в никчемной форме гением, тем разумом в увечном теле, который оказывался благодеянием для нас всех. Я знаю, что прав, принимая подобные решения.
Но мои записки становятся слишком уж отвлеченными. Решительно, в глубине души я философ. Мне важно знать не только "что", но и "почему".
За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей - не важно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим "мы" и "они"? Или это наш врожденный порок? Не обернется ли он насилием против отвергнутых нами?
А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их "мокрицами". Или "куколками". А они кличут нас "муть". Мерзкое словечко, как его ни произноси.
Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит весь простор морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела. Немногие островитяне подходят под критерии для среднего класса - они либо занимают место в верхушке гениев, либо располагаются на самом дне трущоб морского народа. Но даже в этих случаях те островитяне, что перебираются под воду, обречены на островитянские сообщества... по сути, гетто. И все же рай, по мысли островитянина - это сделаться "куколкой".
Моряне, морской народ, покоряют море, чтобы выжить. Их жизненное пространство зависит от определенной стабильности. Исторически я должен признать: человечество всегда предпочитало стабильную твердую почву под ногами, наличие воздуха для дыхания (хотя воздух у них удручающе влажный) и надежные твердые предметы вокруг себя. "Мокрицы" могут иной раз создать руку или ногу, но ведь и это в истории вида дело обычное. Наружность морян до тех пор считается человеческой, пока можно обнаружить сходство с прототипом. Это мы и сами видели. Да вот взять хотя бы войны клонов. Наш прямой предок писал о них. Хесус Льюис сотворил это с нами. От видимых свидетельств инакости никуда не денешься.
Но я писал о морянах. Они объявили своей миссией восстановление келпа. Но обретет ли келп сознание? Келп вновь обитает в море. Я уже видел доказательство этому на своем веку и надеюсь, что мы преодолели последнюю водяную стену. Засим, конечно, последует суша. Но как же связано это с тем, что я считаю сущностью морского народа?
Возрождая келп, они надеются контролировать море. Вот в этом вся сущность морян: контролировать.
Островитяне дрейфуют, подчиняясь волнам, ветрам и течениям. "Мокрицы" будут контролировать эти силы - и нас заодно.
Островитяне склоняются перед тем, что может оказаться мудрее, мощнее их. Они привыкли к переменам, но устали от них. Моряне борются с определенным типом перемен - и они устали от борьбы.
А теперь я подхожу к тому, что сотворил с нами Корабль. Я думаю, что природа Вселенной такова, что жизнь может встретиться с силой, которая может ее одолеть, если жизнь не сумеет приспособиться. Морян такая сила сломит. Островитяне приспосабливаются - и дрейфуют себе. Я полагаю, мы можем оказаться лучше приспособленными для выживания.
Мы несем бремя первородного
греха в телах и на лицах наших.
Симона Роксэк, капеллан-психиатр
Холодный удар волны по борту разбудил Квитса Твиспа окончательно. Он зевнул, отпустил штурвал и сладко потянулся, раскинув длиннющие руки. Потом утер лицо рукавом. Еще не рассвело, заметил он. Первые тонкие перышки рассвета щекотали черное брюхо горизонта. Грозовые облака не сгущались в поднебесье, и два его крикса, топорща лоснящиеся перья, довольно бубнили. Квитс потер руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и потянулся на дно лодки-скорлупки за тюбиком с полужидким белковым концентратом.