«Найди его злейшие страхи», подумал Киль, «и обрати против него самого».
Из люка послышалось звяканье тарелок, и внутрь вкатился сервировочный столик. Молодой человек, его вкативший, неприкрыто восторгался Гэллоу. Глаза его ловили каждое движение своего кумира, а руки, когда парень расставлял тарелки на столе, дрожали. Он разложил порции по тарелкам, и Киль уловил восхитительный запах рыбного рагу. Когда же хлеб и маленькие пирожные были уложены, парень взял маленькую тарелочку и отведал от всех яств по кусочку.
«Ах, так», подумал Киль, «Гэллоу опасается, что его отравят.» Он с удовлетворением отметил, что его порция была испробована подобным же образом. «Дела обстоят совсем не так, как Гэллоу пытается меня заверить». Киль не мог упустить момент.
— Вы пробуете, чтобы разнообразить ваши кулинарные познания? — спросил он.
Парень озадаченно оглянулся на Гэллоу, и Гэллоу улыбнулся в ответ.
— Каждый человек при власти имеет врагов, — сказал он. — Даже и вы, как мне говорили. Я предпочитаю привыкать к мерам предосторожности.
— Предосторожности от кого?
Гэллоу смолчал. Официант побледнел.
— Какое упрямство, — сказал Гэллоу.
— Вы подразумеваете, что убийство — это нынешний способ политической деятельности, — сказал Киль. — Это и есть новый порядок, который вы несете миру?
Гэллоу пристукнул ладонью по столу, и официант уронил миску. Она разбилась. Один осколок упал к ногам Киля и там уже разлетелся на кусочки. Гэллоу отослал официанта резким движением руки. За ним тихо закрылся люк.
Гэллоу отшвырнул ложку. Она угодила в край тарелки и забрызгала Киля едой. Гэллоу промокнул одежду Киля краем свисавшей со стола скатерти.
— Тысяча извинений, господин судья, — сказал он. — Обычно я не так неловок. Вы… вы восхищаете меня. Расслабьтесь, прошу вас.
Киль потер больные колени и умостил их под стол.
Гэллоу отломил кусок хлеба и вручил Килю весь остальной каравай.
— Вы захватили Скади Ванг? — спросил Киль.
— Конечно.
— А этого молодого островитянина, Нортона?
— Он с ней. Им не причинили вреда.
— Это не сработает, — заявил Киль. — Если вы начинаете свою власть с убийств, захвата людей и террора, вы обрекаете себя на вечную их власть над вами. Никто не захочет считаться с отчаявшимся человеком. Короли делаются из лучшего материала.
При слове «короли» Гэллоу навострил уши. Киль видел, как он безмолвно повторяет это слово.
— Вы не едите, господин судья.
— Как я уже говорил, у меня проблемы с желудком.
— Но ведь вам надо есть. Как же вы собираетесь выжить?
— Никак, — улыбнулся Киль.
Гэллоу осторожно положил ложку и промокнул губы салфеткой. Его брови озабоченно сошлись к переносице.
— Если вы не будете есть, вас будут кормить насильно, — предостерег Гэллоу. — Избавьте себя от этой неприятной процедуры. Я не дам вам заморить себя голодом.
— Мой выбор тут не при чем, — ответил Киль. — Вы тут ничего не в силах сделать. Еда вызывает боль и просто выходит непереваренной.
Гэллоу отодвинулся от стола.
— Это не заразно, мистер Гэллоу.
— А что это?
— Врожденный дефект, — ответил Киль. — Наши биоинженеры в известной степени мне помогли, но теперь другой, всевышний Комитет берет дело в свои руки.
— Всевышний Комитет? — переспросил Гэллоу. — Вы хотите сказать, что наверху есть группа, более влиятельная, чем ваша? Тайный клан?
Киль расхохотался, и хохот его только усилил смятение и растерянность на всегда столь безупречном лице Гэллоу.
— Всевышний Комитет носит много имен, — ответил Киль. — Самых разнообразных. Одни называют его Кораблем, другие — Иисусом (не тем Хесусом Льюисом, о котором вы читали в хрониках). Как видите, этому комитету трудно противоречить. И он обращает угрозу моей смерти от ваших рук в ничто.
— Вы… умираете?
Киль кивнул.
— И независимо от того, что вы сделаете, — добавил он, — весь мир поверит, что вы меня убили.
Гэллоу ставился на Киля долгим взглядом, затем утер губы салфеткой и встал из-за стола.
— В таком случае, — объявил Гэллоу, — если вы хотите спасти этих сопляков, вы будете делать в точности то, что я вам велю.
…приходится заметить, что одни и те же беды и напасти преследуют человечество во все времена.
Сидя за пультом управления, Бретт смотрел, как послеполуденное солнце просвечивает сквозь облачный покров. Судно легко скользило по штормовым волнам, набирая скорость с каждым спуском с гребня и немного теряя ее, когда приходилось взбираться на следующий. То был ритм, который Бретт научился понимать, не уделяя ему сознательно внимания. Его тело и чувства приспособились.