На некотором расстоянии от Вашона щупальца дирижабликов извлекли их обоих из моря и принесли в это место, где не было ничего, кроме моря.
В объятиях щупалец дирижабликов Ваата и пережила свое настоящее пробуждение.
Как чудесно… все эти сохраненные человеческие жизни… голоса… как замечательно. Странно, что некоторые из голосов возражали против пребывания в келпе. Она слышала разговор между Аваатой и одним таким по имени Киль.
— Ты меня редактируешь! — Заявил Киль. — Мой голос имел свои недостатки, и я всегда мог их слышать. Они были частью меня!
— Теперь ты пребываешь в Аваате. — Как всепоглощающе, как успокоительно звучит этот прекрасный голос.
— Ты делаешь мой голос безупречным! Прекрати это!
И верно, когда она вновь услышала голос Киля, он звучал по-иному, с хрипотцой и горловыми покашливаниями.
— Ты думаешь, что говоришь на языке моего народа, — обвиняюще произнес Киль. — Что за чушь!
— Аваата говорит на всех языках.
«Так ему и надо», подумала Ваата. Но Дьюк, разделяющий с ней осознание этой беседы, ухмыльнулся в знак согласия с Килем.
— У каждой планеты — свой собственный язык, — ответил Киль. — У каждой — свои тайные способы общения.
— Ты не понимаешь Аваату?
— О, словами ты пользуешься вполне правильно. И ты знаешь язык действий. Но ты не проникло в мое сердце — иначе не попыталось бы улучшать и редактировать меня.
— Тогда чего ты хочешь от Авааты?
— Держи свои руки от меня подальше!
— Ты не хочешь быть сохраненным?
— О, во мне достаточно любопытства, чтобы принять это. Ты показало нам чудо Лазаря, и я благодарен за то, что больше не испытываю прежних телесных болей.
— Так разве это не улучшение?
— Ты не можешь улучшить меня! Я могу улучшить себя только сам. А вы с Кораблем хоть подавитесь своими чудесами! Это одна из подлинных тайн моего языка.
— Не вполне ясно выражено, однако понять можно.
— Этот язык родился на планете, где Лазарь жил и умер, и снова жил. Род человеческий учился говорить там! Тот, первый Лазарь знал, что я имею в виду. Господом клянусь, он знал!
Когда Ваата разбудила Дьюка и выразила ему свое недоумение, он только рассмеялся.
— Вот видишь! — воскликнул он. — Нам не все равно, кто навязывает нам наши сны!