– Если следы располагались бы у вас на шее, островитяне обращали бы свое внимание на них во время важных встреч, верно? – Уорд пришло в голову, что она перенесла сложную операцию по переносу главных артерий.
– У вас красивая кожа, – добавил он. – просто стыд, что ее так изрезали.
– Это было сделано, когда я была совсем молоденькой, – возразила Алэ. – Теперь я об этом и не вспоминаю. Это… просто приспособление.
Уорд подавил желание погладить ее плечо, ее гладкую сильную спину.
«Поосторожнее, дурачина ты старый!» напомнил он себе.
Карин застегнула одежду, и лишь когда взгляды их встретились, Уорд понял, что он таращился.
– Вы очень красивая, Карин, – сказал он. – на старых голоизображениях все люди выглядят… ну, навроде вас, но вы… – Он пожал плечами, особенно остро ощущая приспособление, сдавливающее плечи и шею. – Простите старую муть, – добавил он, – но вы мне всегда представлялись идеалом.
Карин взглянула на него озадаченно.
– Я никогда раньше не слыхала, чтобы островитянин называл себя мутью. Вы так думаете о себе?
– Не всерьез. Но многие островитяне используют это слово. По большей части в шутку. Или матери, когда пытаются пристрожить малышей. Например: «Муть ты этакая, а ну, убери свои нахальные лапки отсюда!» Или так: «Если ты согласишься на эту сделку, дружище, ты просто тупая муть.» Когда это исходит из наших собственных уст, то получается не обидно. Ну, а когда так говорят моряне – это ранит глубже, чем я могу описать. Разве не так вы нас называете в своем кругу – муть?
– Может быть, особо чопорные моряне, и… ну, это вполне обычный жаргон в некоторых компаниях. Лично я не люблю этого слова. Если уж нужно провести различие, я предпочитаю «клон» или «лон», как наши предки. Возможно, мое обиталище привило мне вкус к архаичным выражениям.
– И вы никогда не называли нас мутью сами?
Ее шею и лицо залило розовым. Киль нашел реакцию Карин весьма привлекательной, но она же и подсказала ему ответ.
Алэ опустила свою гладкую смуглую руку поверх его морщинистых пальцев, покрытых старческими пятнами.
– Уорд, вы должны понимать, что если человек воспитан как дипломат… я хочу сказать, в определенном кругу…
– Попал на острова – поступай, как островитяне.
Карин убрала руку, и тыльная сторона его собственной захолодела от разочарования.
– Вроде того, – признала она и подняла чашку ко рту. Киль понимал, до какой степени этот жест является защитным. Алэ была сбита с панталыку. Он никогда не видел ее такой прежде, и не был настолько тщеславен, чтобы приписать этот эффект своей с ней беседе. Киль полагал, что Карин может обеспокоить только нечто совершенно незапланированное, нечто полностью неведомое, не имеющее дипломатического прецедента.
– Уорд, – сказала она, – я думаю, есть один пункт, по которому мы с вами всегда были согласны. – Она по-прежнему не отрывала взгляда от чашки.
– Да? – Тон Уорда был нейтральным: он не собирался оказывать Карин никакой помощи.
– Человек – это не столько строение тела, сколько состояние разума, – произнесла Карин. – Ум, сострадание… чувство юмора, необходимость делиться…
– И строить иерархии? – поинтересовался Киль.
– Полагаю, и это тоже. – Карин встретилась с ним взглядом. – Моряне очень кичатся своими телами. Мы гордимся тем, что остались близки к первоначальной норме.
– Поэтому вы мне и показали шрам у вас на спине?
– Я хотела, чтобы вы увидели, что я не совершенна.
– Что вы деформированы, как и я?
– Вы затрудняете мою задачу, Уорд.
– Вы – или ваш народ – имеете в своих мутациях роскошь выбора. Генетика, само собой, придает всему особую горечь. Ваш шрам не такой «как у меня»… а вот ваши веснушки – такие. Хотя ваши веснушки выглядят куда приятнее, чем это. – Киль пристукнул кончиком пальца по шейному суппорту. – Но я не жалуюсь, – заверил он, – я просто педантичен. Да, и что это за такая задача, которую я затрудняю? – Киль выпрямился, впервые в жизни благодарный тем годам, которые он провел на судейской скамье, и тем урокам, которые получил за это время.
Карин посмотрела ему в глаза, и он увидел на ее лице страх.
– Среди морян есть фанатики, которые хотят стереть всю… всю муть с лица планеты.
Прямота ее заявления, ее серьезный тон застали Уорда врасплох. Жизнь была драгоценной и для островитян, и для морян, свидетельства тому он сам видел в течение всей своей жизни несчетное количество раз. От мысли о преднамеренном убийстве ему, как и большинству жителей Пандоры, делалось дурно. Его собственные приговоры летальным девиантам принесли ему пожизненное одиночество, но закон требовал, чтобы кто-нибудь принимал решения касательно людей, гаструл и… и прочего… Он ни разу не выносил приговора, не сопровождавшегося острой личной агонией.
«Но стереть с лица планеты сотни и сотни тысяч…» Киль в ответ воззрился на Алэ, размышляя над ее недавним поведением – над едой, приготовленной собственноручно, над предложением разделить с ней это примечательное жилище. И над шрамом, само собой.
«Я на вашей стороне». Вот что она пыталась всем этим сказать. Киль чувствовал, что все ее действия были запланированы, но это оказалось большим, подумал он, нежели обычные дипломатические приготовления. Почему бы иначе она была так смущена? Она старалась заручиться его поддержкой для какой-то личной точки зрения. «Для какой?»
– Почему? – спросил Уорд.
Карин сделала глубокий вдох. Прямота его вопроса явно поразила ее.
– По невежеству, – ответила она.
– И в чем проявляется это невежество?
Пальцы Карин нервно постукивали по уголку ее салфетки. Ее взгляд отыскал пятнышко на поверхности стола и уже не отрывался от него.
– Я перед вами как ребенок, – произнес Киль. – Объясните же мне. «Стереть всю муть с лица планеты». Вы же знаете, как я отношусь к сохранности человеческой жизни.
– Как и я, Уорд. Поверьте мне, пожалуйста.
– Тогда объясните ребенку, и мы сможем начать с этим сражаться: почему кто бы то ни было может желать смерти стольких из нас лишь потому, что мы… экстранормальны? – Никогда еще он с такой силой не отдавал себе отчет в том, что у него нос блямбой, а глаза расставлены так широко к вискам, что всякий раз, когда он моргает, его уши улавливают их тихое влажное клик-клик.
– Это все политика, – ответила Алэ. – Обращение к низшим инстинктам дает власть. А тут еще проблемы, связанные с келпом.
– Какие проблемы с келпом? – Голос Уорда ему самому казался бесцветным, звучащим издалека и… да, испуганным. «Стереть всю муть с лица этой планеты.»
– Вы в силах пройтись? – спросила Карин, взглянув на плаз позади них.
– Туда? – Уорд бросил взгляд на подводный вид.
– Нет, – ответила Карин. – Не туда. Поверху идет водяная стена, и все наши команды сейчас восстанавливают ту часть земли, которую мы потеряли.
Киль с трудом сосредоточил взгляд на ее губах. Ему как-то не верилось, что чьи угодно губы могут так небрежно вымолвить «водяная стена».
– А острова? – Киль сглотнул. – Как велик ущерб?
– Минимальный, Уорд. Насколько нам известно, обошлось без жертв. Водяные стены и вообще вскоре могут отойти в прошлое.
– Я не понимаю.
– Эта водяная стена была слабее любого из зимних штормов, которые вы переживаете ежегодно. Мы построили заградительную цепь островков суши. Суши, подымающейся над поверхностью моря. Когда-нибудь это будут острова… настоящие острова, прочно связанные с планетой, а не болтающиеся как попало. А некоторые из них, я думаю, станут континентами.
«Суша», подумал Киль, и ему свело желудок. «Суша означает мели». Остров может пропороть себе днище на мелководье. Жуткая катастрофа, по свидетельству историков – а Карин разглагольствует о том, чтобы добровольно увеличить риск осуществления одного из тягчайших страхов островитян.