Должно быть, раньше не хотели афишировать историю любви и убийства, а потом сами поверили, что ничего противозаконного не было. Но любовь у наших пращуров была! А уж если и ребенок был общий, тогда родство наше с Костей гораздо ближе, чем считается. И тут внезапно я поняла, что не могу вспомнить ту старинную фотографию, двойной портрет Софьи и Константина. Да существовала ли она? Но были стихи. «…Когда весь мир забыт и предан был… и помнил лишь одно: люблю – любим…» Я же не сама их сочинила! И Александр Сергеевич Пушкин такого не сочинял!
Сколько мне было лет, когда я увидела эту фотографию, помню лишь приблизительно, но уже тогда я осознавала, что за такую любовь отдала бы все на свете, потому что лучше и важнее этого ничего нет. Интересно, где тот снимок? Неужели пропал?
10
Переселение душ, хиромантия, карма и тому подобное – ерундистика. Интерес к эзотерической литературе меня обошел. Однако как не обратить внимание, что по женской линии в нашем роду одни несчастья? Несчастливые у нас женщины. Прабабушка – убита. Ее мать, не вынеся смерти дочери, сама вскоре умерла, а ее дочь, моя бабушка Вера, осталась вдовой, потому что мой дедушка погиб в сталинских лагерях. Мой отец сбежал от матери за границу. Возможно, череда несчастных женских судеб началась еще раньше, но об этом не осталось свидетельств. И вот – я. Облом за обломом. Гнезда я так и не свила, хотя пыталась.
Однажды я оказалась среди приглашенных на спектакль, где играла Сусанка, пела хором и танцевала в ансамбле. После спектакля мы толклись в гримуборной, длинной комнате с зеркалами по одной стороне и пятью или шестью посадочными местами для Сусанки и ее товарок, которые смылись, чтобы освободить нам место для выпивона. Было нас человек десять, отмечали шампанским успех Сусанки, впрочем, возможно, это был день ее рождения. Там я познакомилась с Володей, школьным товарищем Кости. Он был инженером, увлекался альпинизмом. Мужчина видный, плюс романтический ореол. «Здесь вам не равнина – здесь климат иной: идут лавины одна за одной…» Он и стал моим первым мужем.
Я не была влюблена в него по уши и, хотя оставила мечты о Косте, замужество считала хорошим поводом, чтобы уже бесповоротно похоронить детски-отроческую любовь. Теперь-то я думаю, что подсознательно я желала оставаться поблизости от Кости, а, будучи женой Володи, дружба семьями предполагалась сама собой.
В браке я не прожила и года. Володя погиб при восхождении на Эверест, не дойдя до вершины метров триста или четыреста. Он давно готовился к этому восхождению и шутил: теперь он семейный человек, посмотрит на мир с Эвереста и больше никогда никуда не полезет, зато, если с работы выгонят, пойдет мыть окна высоток.
Говорят, на Эвересте настоящее кладбище, случается так, что нет возможности спустить тела погибших: лежат они, скрючившись, в ярких цветных костюмах. Их так и называют – «красный» или «синий», по ним определяют, сколько метров осталось до вершины. Мне показали одну такую фотографию, это ужасно. Но Володю спустили и доставили домой, похоронили на Серафимовском. Я его не видела, хоронили в закрытом гробу. А тех, что остались на вершине, где климат иной, тление так и не коснулось. Я плакала по Володе недолго и утрату осознала не скоро. Вероятнее всего, будь он жив, со временем у нас получилась бы хорошая, настоящая семья. И конечно, были бы дети. Но, чтобы догадаться об этом, пришлось бы прожить еще годы.
Мой второй муж, Битрюмов, был геофизиком. Шумный, веселый, заводной, играл на гитаре и пел. Первые годы он редко появлялся дома, ездил «в поле». Был такой уж он законченный чудак, гонялся «за туманом», а когда возвращался из очередной командировки, то расслаблялся по полной, гульба шла крутая. Сбрасывал напряжение. Деньги, которые Виктор привозил, тратились на пьянки. В Лениздате я попала под сокращение и потом не могла найти постоянное место, пробавлялась временными работами, обносилась и выглядела, как драная кошка. Я привыкла жить в отсутствие Битрюма (как я его стала называть за глаза) и даже побаивалась, что наступит время, когда придется видеть его ежедневно. И оно пришло. Его выгнали с работы за пьянку. Он пытался куда-то устроиться, а может, и не пытался.