Доктор сообщила:
– В принципе, держать Вас здесь особых причин нет. Головокружение скоро пройдёт, все органы в полном порядке. Единственное, что меня беспокоит… Даже не беспокоит, а, скорее, вызывает интерес – это необычная активность коры головного мозга. Бета-волны соответствовали не потере сознания, а быстрой фазе сна. Да ещё движения глаз – такое ощущение, что Вы спали, и Вам снился очень насыщенный событиями сон.
Шепард на несколько секунд прикрыл глаза. В ушах раздался скрежет, визг, грохот, перед глазами замелькали недавно пережитые видения.
– Да… – ответил он. – Мне что-то снилось. Не могу точно сказать, что. Смерть. Хаос. Разрушение. Всё как-то… отрывочно, разрозненно.
– Надо будет включить это в отчёт, – озабоченно сказала доктор. – Возможно, это… О, капитан!
В медотсек вошёл капитан корабля Дэвид Андерсон. Эшли вытянулась в струнку.
– Как здоровье нашего пациента? – осведомился Андерсон у Карины Чаквас.
– Никаких проблем, все анализы и функциональные показатели в норме, – отрапортовала доктор. – Думаю, можно выписывать. Хотя, если возможно, я бы посоветовала ещё пару дней воздержаться от боевых действий.
– Их больше и не планируется, – усмехнулся Дэвид. – Геты исчезли так же внезапно, как и появились. Конечно, если наш десант их не всех извёл. Что ж, рад видеть Вас в добром здравии, Шепард. Мне нужно с Вами поговорить. Наедине.
– Слушаюсь, сэр! – вскинула руку к виску Эшли Уильямс. – Я буду в кают-компании.
Развернувшись кругом, сержант покинула медотсек. За ней вышла и доктор.
– С Вами точно всё в порядке? – внимательно посмотрел на своего помощника капитан. – При взрыве Вам крепко досталось.
– Жить буду, – улыбнулся Джон. Однако, улыбка его тут же омрачилась. – Капрал Дженкинс… Это моя вина. И маяк не привёз…
– Да, сынок, положение серьёзное, – мягко, но тяжело сказал Андерсон. – Маяк уничтожен. Найлус Крайк погиб. Свидетелей обстоятельств гибели… почитай, что нет. Плюс неожиданное нападение гетов. У Совета Цитадели будут к нам вопросы. Непростые вопросы.
– Мы не могли предусмотреть всего, – полувопросительно ответил Шепард. – Надеюсь, Совет поймёт, что гибель маяка и спектра не на нашей совести. Разведка допустила ошибку, поэтому мы оказались не готовы к тому, что там происходило.
– Я постараюсь донести это до Совета на заседании. Геты не показывались из‑за Вуали Персея двести лет. С моей точки зрения, сынок, ты, чёрт возьми, герой! Но я здесь не поэтому. Дело в том, другом турианце. В Сарене. Мне доводилось с ним встречаться. Сарен – один из лучших спектров Совета. Но если он заодно с гетами… Значит, он предал Совет и преследует какие-то свои цели. Спектр‑предатель – это большая проблема. Но не самая большая для нас. Сарен очень опасен и сам по себе, но вдобавок он ненавидит людей. Всех людей как расу.
– Но на Иден Прайм его привела не просто ненависть к людям.
– Совершенно верно. Сарен действует заодно с гетами. Я не знаю, как он с ними связался. Я не знаю, что их объединяет. Но совершенно точно, что это как-то связано с протеанским устройством. Вы что-нибудь видели перед тем, как маяк взорвался? Что-то, что могло бы объяснить интерес гетов или Сарена?
– Я… не знаю. Я потерял сознание, но ещё до этого что-то увидел. Какое-то… видение. Как сон. Страшный сон.
– Опишите подробнее, – капитан снова перешёл на полуофициальный тон.
– Я видел… каких-то синтетиков. Возможно, гетов неизвестной конструкции. И они убивали живых существ. Убивали хладнокровно, жестоко, всех без разбора. Как мясники.
– Шепард, обязательно включите это в рапорт. Нужно доложить об этом Совету.
– Доложить о чём? Что командиру десанта приснился кошмар?
– Это протеанское устройство. Кто знает, возможно, видения спровоцированы им. Если бы только знать, какая информация содержалась в маяке. Возможно, неизвестные нам технологии. Или чертежи какого‑нибудь оружия массового поражения, это бы объяснило характер видений. Но какую бы информацию маяк ни хранил, теперь она у Сарена. А методы Сарена я знаю. И, что важнее, знаю его отношение к людям. Сарен считает, что люди не должны входить в Пространство Цитадели, что мы не больше, чем паразиты космоса. Нападение гетов, если им командовал Сарен – это начало войны на уничтожение. Он знает тайну маяка, он собрал армию гетов, и он не остановится, пока жив хоть один человек.
Шепард наклонил голову, как бы собравшись ударить лбом невидимого противника:
– Я этого не допущу… сэр!
– Легко сказать… – покачал головой Андерсон. – Сарен – спектр Совета. Он летает, куда хочет, делает, что хочет. Поэтому нужно во что бы то ни стало убедить Совет Цитадели в нашей правоте.
– Нужно добиться, чтобы Сарена лишили статуса спектра. Для этого мы должны его разоблачить. Я правильно понял Вашу мысль?
– Именно так. Я, не теряя времени, свяжусь с нашим послом при Совете. Нужно добиться аудиенции, как только мы причалим к Цитадели. Мы уже на подлёте. Поднимайтесь на мостик, Джокер скоро будет заводить фрегат в док.
Когда капитан Андерсон покинул медотсек, вернулась доктор Чаквас:
– Капитан‑лейтенант, я Вас выписываю. Но хотя бы пару дней будьте осторожнее, и сегодня вечером расскажите о самочувствии в течение дня.
– Благодарю Вас, доктор. Я могу задать Вам личный вопрос?
– Да, пожалуйста.
– Почему Вы пошли в Альянс? Ведь в любой гражданской клинике Вас с распростёртыми объятьями встретят. А военные корабли… это небезопасно.
– А опасность меня привлекает, Шепард. Не так, конечно, как беднягу Дженкинса. Мне всегда казалось, что долг врача – помогать людям прежде всего в самых опасных местах. На Земле, такой спокойной, защищённой, я чувствовала себя ненужной. Сначала пошла работать в колонии. Казалось, там полно работы. Потом… я же была молодая, наивная, с горящими глазами… Пошла в Альянс. Хотела летать от звезды к звезде, штопать могучих солдат с грубыми лицами и нежными душами… – Чаквас усмехнулась. – Оказалось, что военная жизнь не так романтична, как мне казалось. Но именно здесь я почувствовала, что нужна людям. Чтобы заселять миры Аттического Траверса и чувствовать себя в относительной безопасности, человечеству нужен Альянс Систем, а Альянсу всегда нужны хорошие врачи. Так что я нашла своё место в жизни.
– Никогда не жалели о своём выборе?
– Иногда я подумываю о том, чтобы открыть частную клинику где‑нибудь на Земле, или, быть может, пойти врачом в какую‑нибудь новую колонию. Но если я уйду из Альянса, я буду чувствовать, что бросила своих солдат на произвол судьбы.
– А с капитаном Андерсоном Вы раньше работали?
– Несколько раз. Он отличный командир. Знает, когда затянуть гайки, а когда спустить на тормозах. Он многое повидал, и команда знает, что на его опыт можно положиться. Он бережёт своих людей и дорожит ими.
– А как Вам лейтенант Аленко?
– С ним я раньше не встречалась, но послужной список у него впечатляющий. Больше десятка поощрений и знаков отличия. Хотя, конечно, чтобы об этом узнать, нужно смотреть персональное досье – он парень скромный и замкнутый. Меня беспокоит его мигрень, но со «второй моделью» это не худшее из осложнений.
– С чем?
– Видите ли, сейчас большинство биотиков использует имплантаты третьей модели. Но Аленко 32 года, он оказался в числе первых людей-биотиков, поэтому у него старый имплантат, вторая модель. Первая была вообще ужасна, её сейчас не встретишь – кому заменили, а кто и умер раньше. Со второй моделью, в принципе, жить можно, но осложнений от неё масса. На нервную систему. Мигрень – это цветочки.
– А ягодки?
– Могут быть серьёзные нарушения когнитивных… познавательных функций, это память, речь, счёт и прочее. Могут быть приступы безумия, невралгии, параличи… Лейтенанту ещё повезло.
– А что Вы скажете о сержанте Уильямс?
– У меня к ней нет претензий. Совершенно здоровый человек.
– Спасибо, доктор.
– Заходите, если почувствуете себя не в порядке.