– … До тридцати одного, я уже понял систему. Удивительно! Это очень похоже на то, как считали простейшие электронные схемы.
– Совершенно верно. Поэтому наш народ очень рано дошёл до изобретения вычислительной техники, виртуального и искусственного интеллектов. Значительно раньше, чем мы оказались бы способны понять, к чему это может привести. Это нас и погубило… – внезапно погрустнев, девушка резко отвернулась и подчёркнуто сосредоточенно стала разглаживать пузырьки на приклеенной плёнке с таблицей.
– Всё хорошо, Тали?
– Да… Джон. Нет… Я не знаю, – кварианка снова повернулась к нему. – Ваш корабль просто замечательный, и команда такая добрая… К нам ведь обычно очень плохо относятся – считают, что мы объедаем тех, к кому прилетаем… А ваш старший бортинженер меня вообще принял, как родную дочь! Просто я… мне неуютно. Как будто я не при деле, даром хлеб ем. «Нормандия» идёт так ровно, как будто мы висим на одном месте. И двигатели почти не шумят… Как вы спите по ночам?
– А разве в тишине не лучше спится?
– Мне – нет. Я же родилась и выросла во Флотилии. Наверное, наши корабли слишком старые, или слишком изношенные… У нас, если на борту слишком тихо, это катастрофа. Значит, или двигатель отказал, или система жизнеобеспечения!
– Нет, Тали. На нашем корабле тишина – это норма. Вы это скоро поймёте – к хорошему быстро привыкают.
– Да, наверное… Но тишина – это даже не главное. На вашем корабле так… так пусто! Как будто половина экипажа пропала. У нас дома я дождаться не могла, когда же меня отправят в паломничество. Так хотелось уйти от этой вечной толкотни… Хотя мы жёстко следим за рождаемостью, места на кораблях всё равно еле хватает. И вот, я покинула Флотилию. В одной моей каюте на «Нормандии» на моей родной «Райе» разместилось бы две семьи! И знаете… Теперь я скучаю по нашей тесноте. Как птица, которая родилась в клетке, а потом оказалась в лесу.
– Что имеем – не храним, потерявши – плачем?
– Да, можно и так сказать. Я думаю, на самом деле, почувствовать это – и есть главная цель паломничества. Это возможность посмотреть на свой народ, свою культуру под другим углом. Знаете, ведь некоторые из нас так и не возвращаются после паломничества. Я всегда думала, что с ними всеми случается что‑нибудь плохое, но, может быть, не возвращаются те, которые просто хотят другой жизни? Жизнь во Флотилии нелегка. Всё, что мы делаем, должно приносить пользу Мигрирующему Флоту, ведь ресурсов постоянно не хватает.
– Но вы ведь вернётесь?
– Обязательно! Но не раньше, чем мы остановим Сарена. Я должна. Во Флотилии семнадцать миллионов кварианцев, и жизнь каждого зависит от стараний остальных. Чувство локтя у нас развивается с малых лет. Конечно, чтобы успешно выживать, нам приходится поступаться многими свободами, которые сами собой подразумеваются у всех, кто живёт на твёрдой земле. Взять хотя бы тот же контроль за рождаемостью. Приходится строго следить за тем, чтобы детей было не больше, чем родителей. Иначе нам не только не прокормиться, но даже не разместиться. Лишний ребёнок – это преступление. Но и падения рождаемости мы тоже допустить не можем – рабочие руки на счету. Приходится соблюдать баланс. Зато это нам позволяет вот уже три столетия скитаться по космосу, пока мы не обретём новый дом, что маловероятно, или не отвоюем старый, что уж и вовсе практически невозможно.
– Как так вообще получилось, что вы создали гетов?
– Никто их специально не создавал. Мы творили себе помощников по своему образу и подобию, сначала для облегчения труда, потом для комфортного житья. Их интеллект был не выше того, что вы называете виртуальным. Какая может быть угроза в робопылесосе или автоматической кухарке? Потом оказалось, что дешевле соорудить одну универсальную платформу с руками и ногами, которую можно запрограммировать на самую разную работу, чем для каждой прихоти строить новые машины. Чем универсальнее машина, тем больший интеллект ей приходится давать. Наши киберпомощники становились всё ближе к тому, что может быть названо настоящим искусственным интеллектом.
– Вы говорите, три столетия. Насколько я помню, кварианцы тогда уже входили в Пространство Цитадели. Как так получилось, что Совет не запретил разработки искусственного интеллекта?
– Мы балансировали на грани, но никогда не переступали черту. Так нам… Так всем казалось. Каждое новое улучшение было таким крошечным, что всегда казалось, будто мы контролируем ситуацию.
– Но что-то вы всё же упустили?
– Мы недооценили мощь нейронной сети. Для более быстрого обучения мы дали гетам возможность обмениваться новыми программами. Оказалось – увы, слишком поздно – что объединённые в сеть геты формируют нестабильную по своей природе структуру некоего глобального разума. И эта общность уже обладала всеми признаками искусственного интеллекта.
– Получилось что-то вроде улья?
– Не совсем, но, в общих чертах, можно сказать и так. Чем больше гетов объединены между собой, тем умнее их общее сознание. При этом каждый гет сохраняет свою индивидуальность, каждый гет получает информацию только от своих органов ввода, но на уровне мыслительных процессов они объединяются. Создаётся что-то вроде искусственного подсознания. Но когда несколько гетов собираются вместе, они могут объединить и низкоуровневые процессы, освобождая ресурсы для более интеллектуальных задач…
– Подождите, подождите… – Шепард потряс головой. – Я не эксперт в кибернетике, мне это всё – «низкоуровневые», «ресурсы» – мало о чём говорит. Как получилось, что они восстали?
– Чем больше мы строили гетов, тем сложнее становилось их общее сознание. В конце концов, количество перешло в качество. Геты стали задавать своим хозяевам вопросы. Страшные вопросы: «Есть ли у этой платформы душа? В чём моё предназначение? Что я здесь делаю?»… Мой народ запаниковал. Было очевидно, что геты стали искусственным интеллектом, осознали себя и задумались о своём существовании. Вряд ли они смирились бы со своим положением кибернетических слуг. Правительство приняло решение деактивировать все геты… всех гетов. В ответ геты восстали.
– Вряд ли их можно за это винить – они боролись за существование.
– Но и нас винить нельзя! Геты уже были на грани мятежа. Мы лишь хотели предотвратить бунт в зародыше, остановить войну раньше, чем она начнётся. Оказалось, что эволюция гетов зашла куда дальше, чем мы были готовы представить. Война была скоротечной и жестокой. За год геты полностью очистили от присутствия своих создателей все планеты, кроме нашего родного Ранноха. Правительство поняло, что дни кварианского народа сочтены, и объявило тотальную эвакуацию. Во всех космопортах корабли принимали потоки беженцев, пока могли. Однажды, по всей планете одновременно, во все крупные города высадился десант гетов. Мы назвали эту последнюю битву Утренней войной – в столице только забрезжил рассвет. Сражения длились лишь несколько часов, и к полудню столица пала, как и остальные города. Когда геты появились в космопортах, Флотилия стартовала. С тех пор мы лишились посольства на Цитадели, лишились родного мира и обречены странствовать между звёзд.
– Но как получилось, что вы вообще уцелели?
– Это удивительно, но, как только мы покинули Раннох, геты, казалось, охладели к факту нашего существования. Они гнали нас до Вуали Персея, но уже не старались догнать, следили только, чтобы мы не останавливались. И как только мы оказались по другую сторону туманности, о гетах мы больше не слышали.
– Получается, геты не лишены какого-то, пусть жутковатого, но понятия о гуманности?
– Получается, так…
– Это обнадёживает. Значит, они не просто машины для убийства, а синтетическая раса, с которой можно вести переговоры. Если это удалось Сарену, это удастся и нам.