– Я тебе сочувствую, Серёж… Сейчас тебя ничего не тревожит? Успокоился?
– Да как сказать. Временами неспокойно – сколько времени уже прошло, а ничего вспомнить не могу…
– Сколько времени прошло?
– Вторая неделя уже идёт…
– Что произошло? Почему так случилось?
– Нервное перенапряжение. Слишком уж интенсивно я работал над кандидатской – готовился. Лёг один человек, проснулся другой. Может, и падение с лестницы внесло свою лепту.
– Ты упал с лестницы?
– Да. Видимо, действительно, я был сам не свой. Теперь вот меня всячески ограждают от умственной работы; только молоток дают в руки, – усмехнулся Сергей.
Маяк уже не так выделялся своей белизной, потому как солнце поглотили тучи, и всё кругом погрузилось в синюю атмосферу надвигающихся сумерек. Не сразу заметишь окружающие маяк антенны, слившиеся с небом. Лишь свежая зелень, жавшаяся к земле от ветра, придавала динамичности пейзажу.
С минуту понаблюдав за сверкающими молниями на западе, Сергей и Инга повернули назад, в сторону дома.
– Вот такие пироги, Инга. Поэтому рассказать-то мне про себя абсолютно нечего.
Инга с сожалением посмотрела на него:
– Всё образуется, Серёж.
– Я знаю. Отец говорит то же самое.
– Вот видишь, – улыбнулась Инга.
– Вижу, – улыбнулся в ответ Сергей. – Так что придётся тебе одной что-нибудь рассказывать.
– Придётся, – обречённо покачала головой девушка.
Через мгновение улыбка осветила её лицо:
– Спрашивай – о чём тебе рассказать?
– Расскажи вот, о чём думают фан… о чём думаешь чаще всего, когда ходишь одна с фотоаппаратом?
«Ничего себе! – спохватился Сергей и мысленно отругал себя. – Объясняй потом, почему назвал её фантомом…»
– Чаще всего я думаю о выдержке и диафрагме.
– Видимо, эти понятия связаны с твоей работой, – догадался Сергей.
– Да. Но это ещё и аллегория того, о чём я действительно думаю, когда брожу в поисках восхитительного кадра.
Сергей развёл руками:
– Я, быть может, оценил. Если бы знал, в чём, собственно, аллегория.
– Аллегория, собственно, в том, Серёж, что под диафрагмой я понимаю борьбу добра и зла. Диафрагма – это такая штуковина в объективе фотоаппарата, с помощью которой можно регулировать количество света, поступающего на светочувствительную пластину. От этого фотография становится либо светлой, либо затемнённой. Глубина резкости повышается… ну это такое, – неопределённо махнула рукой Инга.
Сергей решил не вдаваться в подробности – «да, это такое» – всё равно ничего не поймёт. Просто для приличия покивал головой.
– Вот тебе надо что-то рассмотреть, а тебе солнце мешает. И ты закрываешься от него ладонью. Так и тут.
Сергей покивал головой:
– Так о чём ты думаешь? Без аллегорий можешь сказать?
– Почему добро должно побеждать зло?
Сергей приготовился слушать объяснение, продолжение фразы, но Инга всё шла и шла молча. Она вдруг заскучала: будто тысячу раз говорила об этом, а её переспрашивают вновь.
– И почему? Каков результат твоих дум?
– Потому что зло бесплодно само по себе. Зло порождает ответное зло. А добром можно сделать даже самого злого человека мягче и добрее, рано или поздно.
Теперь настало время Сергею пройти в задумчивости, а Инге – прервать её:
– Я часто задаю себе подобные вопросы про движущую силу природы – двойственность. Видимо, моё занятие фотографией способствует этому. Без двойственности качеств вещества невозможна жизнь в принципе. Всё кругом проникнуто двойственностью – начиная с устройства атома и кончая Вселенной.
Видимо, Инга заразилась его, Сергея, сумбуром. Чувствовалась какая-то логическая ошибка, не хватало какого-то элемента, чтобы получилось стройно и красиво. Сергей никак не мог сформулировать проблему, оттого и начинал злиться. А Инга подливала масла в огонь – вместо того чтобы разъяснить, ещё больше запутывала.
«Опять замолчала! Вытягивай из неё…»
– Двойственность? Ты имеешь в виду добро и зло?
– Я имею в виду те силы, что порождают то, что мы называем добром и злом; белое и чёрное, плюс и минус, женское и мужское. Это и есть то, что я про себя называю композицией.
«Час от часу не легче, – начал вскипать Сергей. – Композиция какая-то ещё…»
– Композиция тут при чём? Это же противоположные понятия.