А затем был удар в пах, острая боль, писк открываемой двери в подъезд и удаляющийся звук ее шагов.
Когда он смог выскочить во двор, машина с оранжевой надписью 'Такси' как раз заворачивала за угол.
- Маленькая дрянь, - процедил он сквозь зубы. - Я до тебя еще доберусь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
'В одну реку дважды не входят' -
трещат повсеместно мамы, друзья, подруги.
А что если это бездонное синее море?
Море, которое дышит,
море, которое любит,
и даже имеет руки.
Источник неизвестен
Два месяца спустя
Утро было волшебным. Нежась в родных и любимых объятиях, я до последнего не хотела открывать глаза, пока, наконец, не раздался звонок будильника. Стас вздрогнул, прижал к себе покрепче и, не размыкая век, пробормотал:
- Может, никуда не поедем?
Я улыбнулась, прижавшись щекой к груди парня, и тихо ответила:
- Увы, но мы не можем себе этого позволить. Родители ждут нас к девяти, Марк должен заехать через полчаса. Нужно вставать.
- Ненавижу утро, - простонав, Стас выпустил меня из объятий и сел на кровати, потирая ладонями лицо. - Я в ванную, а ты на кухню, делать мне кофе. Иначе я никуда не поеду.
- Ну конечно, - засмеявшись, я вылезла из-под теплого одеяла и сладко потянулась. - Тебя съест любопытство и сожрет совесть.
- Поперхнутся и выплюнут, я не вкусный. - Он встал и неторопливо направился в душ, напоследок окинув меня лукавым взглядом. - Кофе и 'солнышко в окошке', малыш.
Кинув в него подушку и как всегда промахнувшись, я потопала на кухню готовить любимому завтрак.
По телевизору о мировых новостях вещала выспавшаяся и счастливая ведущая, яркое солнце озаряло кухню своими лучами, окрашивая стены в золотисто-песочный цвет. Пощелкав кнопки, я остановила свой выбор на музыкальном канале и, прибавив громкость, взялась нарезать батон для яичницы 'солнышко в окошке'. Вырезав мякоть и положив корочки на сковороду, быстро обжарила их с двух сторон и залила каждую яйцом. Насыпав кофе и залив его водой, поставила турку на огонь. Теплые ладони скользнули на мою талию и меня нежно поцеловали в макушку. В этом невинном поцелуе было больше любви и тепла, чем в любом другом, более страстном.
- Мне так нравится видеть тебя на своей кухне, в моей футболке, растрепанную и сонную. В такие моменты ты самая красивая, малыш.
- И когда только ты из брутального негодяя превратился в домашнего парня? - я увернулась от шутливого щелчка по носу и вернулась к приготовлению завтрака. Стас сел за стол и взял в руки пульт.
- Я все такой же негодяй. Просто теперь меня вкусно кормят и у меня регулярный секс. От такого мужчины добреют.
- И все? Дело только в еде и сексе? - я сдвинула брови, не забыв при этом снять с огня яичницу.
- Ну, еще я влюбился в одну своенравную и вредную девушку, но думаю, это не причем.
Я лишь покачала головой и продолжила накрывать на стол. Через несколько минут перед Стасом стояла чашка крепкого ароматного кофе и тарелка с завтраком. Ели мы в привычном молчании, тишину нарушал лишь тихий разговор двух серьезных политиков на одном из центральных телеканалов. Изредка встречались взглядами и улыбались, словно разговаривая. Для меня это и было счастьем.
Марк заявился в тот момент, когда я ушла одеваться, а Стас убирал грязную посуду в мойку. Торопливо закончив легкий макияж и прихватив сумку, я вышла в прихожую, встречать брата. Крепко пожав руку Торохова, он торопливо поцеловал меня в щеку и как обычно спросил:
- Арина не объявилась?
В очередной раз я почувствовала себя виноватой, понимая, что мне снова предстоит врать брату.
- Нет, она не звонила и не писала. Уже два месяца ни слуху, ни духу от нее.
Стас осуждающе на меня посмотрел, но промолчал. Мне пришлось долго уговаривать его поддержать мою ложь и сделать вид, что он ничего не знает об Арине, как и я. Первое время он все порывался рассказать все Марку, чтобы эта парочка наконец поговорили и разобрались в том, что между ними происходит, но потом передумал, рассудив, что и Марк, и Арина уже взрослые люди и способны самостоятельно решить свои проблемы.
- Хорошо. - Марк на секунду замер, поджав губы, а затем улыбнулся: - Нам пора выезжать, родители ждут.
- Заедем в кондитерскую за пирожными к чаю, - спросила я, выходя из квартиры следом за парнями и вызывая лифт, пока Стас замыкал дверь.
- Угу, - кивнул брат. Больше за всю поездку я не услышала от него ни слова. Он все время бросал быстрые взгляды на телефон, нервно постукивая пальцами по рулю. Хмурился, морщился, сердито поджимал губы. Из веселого, жизнерадостного парня Марк превратился в мрачного типа, зло поглядывающего на мир. За это я Арину ненавидела. Подруга подругой, но то, что она творила с моим братом не могло вызывать моего одобрения. Однако любая моя попытка уговорить ее хотя бы позвонить ему и сообщить, что она жива-здорова, жестко пресекалась с ее стороны. Я понимала, что ей сейчас не до нас, что ей тяжело устроить свою жизнь в абсолютно чужом для нее городе, да еще и с маленьким ребенком на руках, но... Мы обе знали, что Марк наплюет на все, бросит прежнюю жизнь здесь и умчится к ней, возьмет под свою опеку, сделает ее жизнь проще. Арина не хотела от него зависеть, не хотела казаться слабой и признавать поражение. Как я когда-то.
Наша машина подъехала к подъезду моего дома. Я с легким оттенком грусти улыбнулась, ни капельки не жалея, что перебралась жить к Торохову. Я была счастлива как никогда.
Выбравшись из машины и передав коробку с пирожными Стасу, набрала номер квартиры родителей.
- Кто?
- Мам, это мы.
- Открываю.
Знакомый писк огласил двор. Стас придержал дверь и пропустил меня вперед. Уже у квартиры родителей, ожидая, когда нам откроют дверь, я повернулась к нему, поправила несколько непослушных прядей и ободряюще улыбнулась:
- Не волнуйся, они тебя не съедят. Папа может поворчать немного, но ты главное улыбайся и обнимай меня.
Он сглотнул и крепче сжал мою руку. Дело в том, что я до сегодняшнего момента до сих не представила Торохова родителям как своего парня. Даже мой переезд к нему вышел без одобрения родственников. Просто мои вещи незаметно перебрались в его квартиру стараниями Марка. После ареста Лескова я виделась с родителями всего лишь три раза, и тогда нам было вовсе не до разговоров о моей личной жизни. Маму волновало мое здоровье, а отца - безопасность. Сегодня же мне предстояла представить им Стаса не как своего спасителя и охранника, а как своего парня.
Дверь распахнулась, и на пороге возник отец, одетый как обычно по-деловому, в строгий классический костюм, с галстуком, запонками и прочими стильными атрибутами успешного человека. Мама мелькала за его спиной, ободряюще улыбаясь и немного виновато пожимая плечами.
- Вы опоздали на десять минут, - проворчал отец, пропуская нас в квартиру.
- Мы заезжали за десертом, - я сунула ему коробку и тут же угодила в объятия матери. Стас неуверенно топтался на пороге, от его обычной смелости не осталось и следа. Слегка позлорадствуя про себя, я взяла его за руку и торопливо проговорила:
- Мам, пап, это тот самый Стас, у которого я живу все это время. А еще...
- Я бы хотел попросить руки вашей дочери.
Я пораженно замерла, приветливость на лице матери сменилась изумлением, а отец грозно нахмурил брови. Спокойным остался только Марк, видимо, эта сволочь его предупредила...
- Торохов, значит... - Папа смерил Стаса пронзительным взглядом. - Тот самый Торохов. Трехлетней давности.
- Торохов, - подтвердил Стас. - Но не трехлетний, а изменившийся.
- Дамы на кухню, мужчины в зал, - скомандовал старший Корнеев и оба парня послушно последовали за ним. На пороге отец остановился, пропустив их вперед. - Марк, где коньяк стоит, ты знаешь.
Брат кивнул и закрыл за собой дверь. Папа повернулся ко мне: