— А ты обедал? Или носился и забыл? Сигареты и кофе, твоя любимая диета, будет потом. А сейчас я намерен тебя накормить по-человечески, — Соколовский достал из шкафчика тарелки и вручил их Бикбаеву. — Давай, упражняйся.
— Ты кормил меня «по-человечески» всю неделю, Влад. У меня такое ощущение, что я ни в один концертный костюм не влезу. И Гельм меня по стенке размажет.
— Спорт у тебя тоже достойный был, — ничуть не смутившись, выдал Влад и принялся выкладывать в глубокую миску спагетти, а потом щедро залил их соусом и насыпал сверху тертого сыра.
— Угу, — отозвался Дима, с удовольствием вдыхая запах, поднимающийся от тарелки. — Зато все остальное время я тупо провалялся. Не скажу, что это мне не понравилось, но худеть все равно придется. Где у нас вино? Раз уж со свечами не вышло…
— Я решил его не охлаждать. Не хочу, чтобы потом твой Гельм на меня нависал, если вдруг простудишься или охрипнешь, — Соколовский поставил на стол откупоренную уже бутылку, и достал из шкафчика пару подходящих бокалов. — А то не даст тебе больше отпуска, и что мне тогда прикажешь делать?
— А он и сейчас бы не дал, если бы что-то не случилось, и ему не пришлось уехать, — проворчал Дима, возясь с оберткой. — Я, конечно, люблю его нежно, но не считаю лучше, чем он есть. Он требовательная сволочь, и отпуск бы я получил еще нескоро.
— То есть, скорее в отпуск выберусь я, чем ты? — Влад выгнул бровь и, поставив на стол глубокую салатницу с каким-то аппетитным салатом, сел на диванчик, наблюдая за Димкой. Каждый жест, взгляд, движение. Да, он будет отчаянно скучать. Наверное, даже еще сильнее, чем скучал когда-то.
— В точку, — Дима кивнул и протянул Владу бутылку. — Открывай.
Только ради того, чтобы снова увидеть Димку он готов пахать за троих. Но, кажется, именно это ему и предстоит. Ничего. Больше работы, больше известности, больше шансов на то, что его заметят на Западе и пригласят сниматься в Европу.
Влад вытащил пробку и аккуратно разлил вино по бокалам. Нежное белое с легким фруктовым ароматом и едва заметным осадком на дне.
— Ну, давай, предлагай тост.
— «За нас» — не оригинально. Но… за нас, Влад, — улыбка Димы была болезненной, но теплой. — Спасибо тебе за эти семь дней и за то, что я почти вспомнил, каким был когда-то.
Тот протянул руку и легонько растрепал длинную Димкину челку. Мелодично зазвенели бокалы.
— Тебе спасибо, Дим. Просто спасибо. За все.
— Чувствую себя героем какого-нибудь женского романа, — нарочито наигранно поморщился Бикбаев и сделал глоток. — Ммм… вкусно… — Хотелось говорить, говорить, только бы заполнить повисшую вдруг между ними странную неловкость. Не чужие уже друг другу, но… Странно это все. К тому же они и, правда, как в романе. Осталось только на колени встать и обещать ждать до гроба. Бред-то какой…
Дима выдохнул и поставил бокал на стол, попросив:
— Закрой глаза, мой хороший.
Влад послушно зажмурился. Ну, а что еще скажешь? Что хочется взять за руку, переплести пальцы, и смотреть, смотреть в глаза всю ночь? Заниматься не сексом, заниматься любовью, целовать, любить, нежить, срывать стоны с полных красивых губ?
Черт!!! Он любит Димку. Любит. До звездочек под зажмуренными веками.
Дима легко коснулся его сжатых пальцев, лежащих на столе, и встал. Обошел диванчик, достал из внутреннего кармана плоскую тонкую коробочку, открыл и поставил ее перед Владом. Никакого пафоса, ничего того, что могло бы… заставить Влада почувствовать ему обязанным. Небольшой кулончик из серебра высшей пробы в виде звезды и недлинная, но затейливого плетения цепочка.
— Открывай, — убедившись, что все лежит так, как надо, Дима чуть подался вперед и обнял Влада, прижимаясь грудью к спине и целуя макушку.
Пальцы Влада скользнули вдоль плетения, замерли на звездочке и дрогнули. Сердце пропустило удар, а потом ухнуло в пропасть, срываясь на совершенно безумный бег.
— Димка…
— Просто хочу, чтобы у тебя что-то осталось на память обо мне.
— Бикбаев, — тихим хриплым голосом сказал Влад.
Что же ты делаешь со мной, Бикбаев! Что же ты творишь! Ты же меня по кусочкам, по ниточкам на сувениры с собой. Всеми мыслями с собой, всеми желаниями. До последней капельки крови. До последнего короткого вздоха.