— Привет, Влад…
Каким чудом Соколовскому удалось подавить желание обнять это нахохлившееся чудо — он и сам с трудом понимал. Просто отнял сумку, улыбнулся солнечно и кивнул в сторону выхода.
— Больше всего на свете мне тебя обнять хочется, и поцеловать, — шепнул он. — Только боюсь, что объятиями дело не закончится.
Дима только тихо, тепло фыркнул и зашагал следом за Владом, стараясь не сильно дергать головой, чтобы не слез капюшон. Надо было очки из сумки достать. Не ярко выраженные солнечные, просто очки. На вид безобразны, зато в них его никто не узнает.
Зал, металлоискатели остались где-то сбоку, дверь, люди с чемоданами… Здесь никому нет до них дела, и это радует. Осталось только добраться до машины. Дима еще ниже опустил голову, кутаясь в куртку от порывов зимнего ветра. Под ногами снежная каша. Как он и думал… Странно, еще год назад он бы сморщился. Сейчас ему это нравится.
— Да, это тебе не побережье, здесь снег, — добрались до машины они рекордно быстро. Бег трусцой по дорожкам, которые тщательно расчищали служащие порта, минутка-другая петляний между машинами на парковке, и Влад уже бросает сумку на заднее сидение. — Медведей с твоего последнего посещения не прибавилось, и для того, чтобы согреться я пью глинтвейн, а не водку.
— Эй, тут кто-то забыл, что я с Дальнего Востока? — Дима нырнул в салон и выдохнул, откидывая капюшон с лица. — А у шутки про медведей борода уже до пола. Надеюсь, ты угостишь меня своим глинтвейном?
— Естественно угощу, — Влад завел двигатель и включил печку, прогревая салон. — Зря я, что ли, ящик сухого вина купил, м?
— Ого… — Дима покосился на него, протягивая руки к теплому воздуху и чувствуя какую-то… неловкость. — Хорошо приготовился к зиме, Влад.
— Зима… — Соколовский вздохнул. — Я боялся, что это будет зима без тебя.
— Я не знаю, как долго задержусь здесь, — Дима отвернулся к окну, нарисовал узор на замершем стекле. — Гельм может позвонить в любую минуту.
— Я… понял. Но сейчас ты здесь. И в эту самую минуту совершенно точно не сбежишь, — ехать с Димкой — сплошное удовольствие. Его мягкое присутствие, деликатное, уютное, его улыбка, ямочки на щеках. Он с каждым годом становится все красивее. И с каждым вздохом все желаннее.
— Это было трудно, Влад. Возвращаться в эту жизнь, — Дима резко выдохнул и повернулся к нему, меняя тему. — Где собираешься встречать Новый год?
— Черт его знает, — честно ответил тот. — Предлагали пару корпоративов. Я же и актер и типа певец. И надо личиком посветить, но не хочется. Просто кино и театр — это одно. А чьи-то потные ручонки из своих штанов вытягивать — другое.
Дима хмыкнул:
— Ничего не меняется, — он немного помолчал, а потом осторожно спросил: — Как ты?
— Скучал по тебе страшно, — признался Влад. — Если бы не работа, свихнулся бы через неделю. Зато пересмотрел бОльшую часть твоих концертных записей. Ты отчаянно жег со своим продюсером на прошлый новый год. Это было круто.
— О, даааа, Гельм решил немного тряхнуть стариной. Это было феерично. Жаль только, что недолго. Я… пересмотрел все твои фильмы, Влад. Ты действительно нашел себя. И почему после «Снов» за тобой еще не бегают толпы фанаток?
— Не знаю, может, у меня не тот типаж? Или мой фанатский корпус более… интеллигентный? — Соколовский фыркнул. Гонялись, почему ж не гонялись. И цветы в театре дарили, и на спектакли специально «на Соколовского» ходили. — На самом деле у меня роли такие. После «Паники» все может и поменяться. Девушкам нужны парни типа Уиллиса в «Крепком орешке», а не пенсне-ботаники.
— У тебя тот самый типаж. До сих пор, наверное, педофилы в твою сторону косятся. Я же помню твоих фанаток со времен «Фабрики». А вообще… Так лучше. Когда они где-то есть, но не пытаются влезть в твою личную жизнь, — Дима откинул голову, закрывая глаза. Помолчал немного, а потом тихо, еле слышно произнес: — Я скучал…
Влад невесомо коснулся его руки ладонью.
Он тоже скучал. С ума сходил. От ревности и злости. Что не сдержался. Что там, где-то рядом есть девица. Что гроздьями вешаются всякие…