Ехидная улыбка растянулась на лице начинающего шахматиста. Видимо Семеныч не принял в серьез молодого человека, а по сему, не выкладывался на полную и довершили игру две глупейшие ошибки, совершенные на эмоциях.
Старик молча ходил вокруг импровизированной доски просчитывая комбинации, все это хождение вокруг да около длилось минут пятнадцать.
— Старый, да сходи ты уже конем! Ну нету у тебя другого выбора. Ты проиграл.
Семеныч продолжил размышлять над дальнейшим развитием игры, напрочь проигнорировав молодого нахала. Спустя пять минут, он наконец решился на ход конем. Складывалось стойкое ощущение, что старый принялся затягивать концовку игры.
— А ты откуда к нам приехал? — наконец прервал молчание гроссмейстер Леша, исполнив ход Макса.
— Из Энска. Есть такой город недалеко от столицы нашей замечательной родины.
— О, Семеныч, а вы с ним земляки, — несвоевременно заметил носастый Леша.
Семеныч только зло глянул на бывшего соперника и тот как-то сразу съёжился под натиском тяжелого взгляда.
— И как там Энск поживает? — проведя очередной ход поинтересовался случайный землячек.
— Стоит, — почти безразлично ответил Максим, — дороги, как и раньше, яма на яме. Чиновники по-прежнему воруют. Дети растут. Собаки гадят. В общем, все, как всегда. Только высоток больше стали строить.
Старик нервно поднял камень, который у него был за ферзя и нехотя поставил рядом с конем.
— Ладьей кушаю ферзя. Шах и Мат.
Максим от своей стенки еще раз оглядел картину игры. Старик сжал губы в тонкую нить и подошел поближе к Максу:
— Ты бы, Максимилиан, не сидел спиной к холодной стене. Застудишь себе чего-нибудь. У нас тут врачей нормальных нет. Да и на чаяния наши все ложили с прибором.
— Да я бы и рад подняться, только сил нету.
— Ану, Ленька, помоги человеку подняться, — скомандовал старик.
И Леня практически сразу подлетел к Максу и под руки поднял того с бетонного пола.
— Значит это ты тот новенький, которого в северном крыле в «холодной» месяц держали?
Семеныч внимательно оглядел мешковатую, придерживаемую Леней фигуру Максимилиана.
— Угу, — только и смог из себя выдавить Макс.
— А тебя жить, в северном крыле оставили?
— По пути Федя говорил, что трех мордоворотов ко мне подселит. И те научат меня уму разуму. Меня к вам прямо из холодной привели.
— По ходу отыграл ты свое в шахматы, — сочувственно подметил Леня, — Федя — тот еще отморозок и слово свое держит крепко.
— Да не будет он сейчас никого подсаживать, — старик вновь как-то зло глянул на Леню, — вот чего ты попусту языком чешешь? Всю эту неделю проверяющие будут шастать. Им сейчас проблемы не нужны, от слова совсем. Я бы на твоем месте, Максимилиан, постарался бы договориться с Федей.
— И каким образом? Старый, ты головой ни где не бился? Кто он и кто я?
— Я бы на вашем месте, молодой человек, поумерил пыл и относился с большим почтением к людям, которые пытаются вам дать добрый совет.
— Прости, старый, — окончательно севшим голосом произнес Макс, — я просто как попал в эти стены, берега окончательно потерял.
Старик смерил молодого человека не способного в полной мере самостоятельно стоять на ногах менторским взглядом:
— Так вот, я отсюда с пяти метров вижу, что у тебя вся кожа под робой иссиня-черного цвета. Видимо Федя тебя из брандспойта мыл. Сейчас наше дорогое начальство постарается тебя скрыть, как можно дальше от глаз проверяющих. Потому как не заметить твои травмы невозможно. Вместе с проверяющими приедут и журналисты, и вот такой материал их сильно обрадует. Такие вылазки проверяющие делают раз в четыре года. И перед этим самым недельным событием, нас — маньяков, стараются беречь аки зеницу ока, чтоб ни царапинки на видимых частях тела заметно не было.
— Все равно не догоняю к чему ты клонишь? — Максим попытался сделать шаг на встречу старику, но спотыкнулся и посильней ухватился за поддерживающего его Леню.
— Видишь ли, Максимилиан, по определенным правилам, встречу с проверяющими может потребовать любой заключенный. А администрация не в праве им отказывать в такой малости. Не все об этом знают, и администрация не торопит просвещать вашего брата. А теперь представь, что будет, если ты с ними встретишься с таким синюшным телом.
— А если они его к Пауку засунут? — Леня поудобнее перехватил Максима, чуть не выронив того из рук.
— Нет, сейчас они не рискнут. За ними и без того косяков не мало. Я бы, на твоем месте, постарался воспользоваться сложившейся ситуацией чтоб выбраться из северного крыла.
— Попросись к нам в южное, — предложил Леня, — правда у нас свободных камер практически не имеется, везде по трое сидят за исключением камеры Семеныча.
— Вот уж хренушки! — зло обрубил старик. — Такого счастья мне и даром не надо. Мне и одному в камере не плохо. Еще я буду свое жилище с какими-то ненормальными ублюдками делить.
Видно, было, что дед говорил от души и глядел он на Леню с Максом с каким-то нескрываемым презрением и злобой. Леня в очередной раз поежился и отвел в сторону глаза. А вот Максима такой резкий гонор в словах старика взбесил. Очень захотелось начистить ему физиономию, вот только здоровье пока не позволяло такое провернуть.
Мирная беседа способная перерасти в драку, была бесцеремонно прервана лязгом засова обитой железом двери. Семеныч и Леня, бросив Макса тут же отошли к стенке, встали к ней лицом, наклонились вперед, задрав руки высоко вверх. Макс тяжело поднялся и последовал их примеру. В комнатушку деловитой походкой зашел Федя. Он неспешно прошел мимо Лени и остановился рядом со старым:
— Семеныч, ты еще живой? — с ехидной улыбкой поинтересовался надзиратель, — как оно, жить в южном крыле? Не вспоминаешь наше с тобой нежное общение?
Старик молчал, напрочь игнорируя Федю.
— Ничего, Семеныч, когда-нибудь ты попадешь в мои руки вновь, и мы все повторим. Жалко, нам тогда не дали развернуться как следует. Ну ничего, когда-нибудь я тебе припомню тот выговор, что я из-за тебя получил. Ты у меня еще умоешься слезами.
— В твоих мечтах, — зло ответил старик.
Надзиратель замахнулся, но удара не последовало. По какой-то причине Федя опасался трогать этого чудного старика-шахматиста. Зато вечный напарник старика — Леня, получил небольшой, резиновой дубинкой по боку. Максимилиан ждал, что в след за Леней получит и он, вот только удара не последовало. Федор застегнул наручники на запястьях и зло дернул Макса:
— Давай, шагай падаль. Через час приведут твоих новых сокамерников. И на этот раз они будут покрепче, чем те хлюпики, которых ты морально уничтожил. У них будет куда больше времени чем у меня.
Два охранника живо провели Максимилиана по всем длинным, свежевыкрашенным коридорам. Федор втолкнул заключенного в небольшую комнату камеры, упер его лбом в стену и снял наручники, после еще раз зло глянув на Макса, Федя собрался на выход:
— Постойте, уважаемый, — надменным голосом попросил узник, — я бы хотел написать прошение. Желаю пообщаться с журналистами или проверяющими, или на худой конец с какими-нибудь духовниками, на сколько я знаю, согласно конвенции Монтре, вы не можете мне в этом отказать.
Максим начал демонстративно разминать шею таким образом, чтоб иссини черная, отбитая сильным напором воды кожа, выступила за край воротника. Разумеется, ни о какой конвенции Монтре Макс не имел и малейшего понятия, он просто смутно помнил, что таковая существовала. А всю ахинею нес, чтоб воплотить совет старика в жизнь.
— А больше тебе ничего не надо?
Федя выглядел спокойно, но бешенные нотки в его глазах говорили совершенно о другом.
— Надо, — сухо и зло ответил Макс, — листок бумаги и ручку.
Федя проигнорировал узника, шустро испарившись из камеры.
Максимилиан уже было расслабился и начал думать, что про него все забыли, напрочь проигнорировав все требования, когда дверной засов с внешней стороны лязгнул и в открытую дверь вошел хорошо одетый мужчина, за ним следом с виноватым видом зашел и сам Федор.
— Чего вам нужно, молодой человек? — без каких-либо прелюдий поинтересовался мужчина в костюме.