– Люси!
Слышу копошение за шторкой и быстро поднимаюсь на ноги, забывая о том, что пару секунд назад совершенно не могла этого делать. Хлопаю ресницами, утирая проступающие слезы рукавом, и забираю волосы в хвост.
Из-за шторки показывается лицо Майка. Он улыбается. Мне хочется броситься в его сторону и расцарапать ему лицо.
– Где Люси? – сухо спрашиваю я.
– Она заменяет тебя на работе. Все хорошо, ты должна отдохнуть.
Хлопаю глазами от удивления.
Что он несет?!
– Люси всего двенадцать, она… она не справится. Мне надо идти.
Я иду к выходу на негнущихся ногах, но у шторки Майк крепко хватает меня за плечи и продолжает улыбаться, когда я испепеляю его взглядом.
– Остановись, Генри. Люси справится, все будет хорошо. Ты же еле передвигаешься.
– Это не твое дело, – бурчу я и слабо толкаю Майка в грудь, чтобы он отпустил меня.
– Успокойся.
– Это твоя вина! – кричу неожиданно громко и дышу часто-часто, как разъяренный бык. – Что ты сделал со мной на вечеринке? Что ты сделал с Люси? Если… если я лишусь работы, я умру, ты понимаешь это? Я… я…
Отчаяние накрывает меня с головой, и мир вокруг подскакивает, приплясывая, растягиваясь и сжимаясь. Я кричу, плачу, колочу воздух руками, но Майк обнимает меня и гладит рукой по моим волосам, отчего все становится еще хуже.
– Оставь меня, пожалуйста.
– Генри, посмотри на меня, – я против воли поднимаю на него взгляд.
Майк достает руку из кармана и крутит между пальцами маленькую круглую таблетку.
– Сейчас я принесу тебе завтрак и расскажу о том, как все мы можем выбраться из этого гадюшника. Хорошо?
***
Мне кусок в горло не лезет, но Майк отказывается уходить и говорить что-либо прежде, чем я доем этот чертов сэндвич. Сухой безвкусный хлеб хрустит на зубах, и от этого звука я нервничаю еще больше.
Майк переминается с ноги на ногу так, будто сильно хочет в туалет, и я хмурюсь, потому что молчание длится слишком долго, а взгляд Майка перебегает с одной серой стены на другую.
Я не выдерживаю:
– Что это?
Недоверчиво кошусь в сторону таблетки, зажатой в его ладони.
Рот Майка растягивается в довольной улыбке, будто это его собственное творение, открытие, произведение искусства. Сжимает пальцы в кулак и прячет таблетку в карман.
– Нео-наркотик. Состава я не знаю, но знаю, где находится склад с ним. Делать ничего не нужно, просто берешь и уходишь.
Я снова хмурюсь, но на сей раз еще и отворачиваюсь, чтобы не встречаться взглядом с Майком.
– Ты предлагаешь мне воровать наркотики?
– Это не совсем наркотики.
– Что? Ты же сам только что…
Майк нервно усмехается.
– Это новая лекарственная разработка. Психосоматическое действие, что-то меняет в мозгу, и если ты психически здоров… ты получаешь сон наяву, магию и чистое удовольствие в одной таблетке.
– Эта дрянь меня чуть не угробила!
– Ты не поняла сути, Генри! Тебе нужно попробовать еще…
– Нет! – верещу я, когда Майк снова выдергивает руку из кармана.
– Да не кричи ты, я заставлять не буду. Я не виноват, что ты такая зануда, остальные себя отлично чувствуют, – бурчит он, а я опускаю взгляд и рассматриваю трещинки на полу.
– Генри, один раз. Если ты съездишь туда со мной один-единственный раз, мы больше не будем жить в бараках. Все мы будем жить в городе. Долго и счастливо, Генри! Тебе не придется батрачить в порту сутками. Ничего этого больше не будет.
От его слов у меня перехватывает дыхание. Сложно, очень сложно верить в уговоры на воровство, сложно видеть все так, как описывает Майк, но от этой картинки перед глазами я не могу дышать. Боль застревает в горле, комок, слепленный из слез, страха и рыбьей чешуи, он впивается острыми ребрами в слизистую, режет ее, надрывает мое горло, кровоточит изнутри.
И это странно, потому что мне хочется верить Майку. Потому что перед глазами снова встает каждодневная картинка в грязи и пыли, в ссадинах и кровоподтеках, в вони канализации и голоде. Каждый день жить, как последний. И молиться о том, чтобы эта жизнь кончилась побыстрее. Поэтому мне хочется верить в красивую сказку Майка точно так же, как в нее верит он сам. В своем отчаянии, слабости, усталости, страхе я уже готова поверить во что угодно.