– Опять лезешь в мою голову? – шипит он, как разъяренный кот.
– Констатирую факты. Мне кажется, вы многое узнали за эти полгода. Вы должны были узнать, что Себастиан прятал у себя вашего сына, которого все считали без вести пропавшим. Что потом с ним работал Миллингтон. Но теперь вы спокойно работаете с этими людьми, даже зная правду о своем некогда любимом сыне. Почему?
Губы Бертрама дрожат, мышцы гнева на его лице напряжены до предела. Он сжимает стакан с водой так сильно, что белеют костяшки пальцев.
– Моя жена Эрика, – отвечает он медленно, выделяя каждую букву ее имени. – Умерла не от рака, как все думают, у нее была ремиссия. Эрику отравили.
– Вы хотите сказать, что...
– Да. Томас сделал это, будучи еще ребенком. Он был животным уже тогда.
Бертрам замолкает и залпом осушает стакан.
– Оставьте нас с Гретой наедине, – говорит он. Люди Андерсона выходят из гостиной, и лишь Себастиан не двигается с места.
– Бертрам...
– Я сказал вдвоем.
Себастиан нехотя скрывается за дверью, глядя на меня. Андерсон ставит стакан на журнальный столик и приоткрывает дверцу бара, выуживая из него бутылку виски. Наливает два стакана.
– Ты права в том, что у тебя действительно есть способности, которые помогут в нашей общей цели.
– Что вы хотите от меня?
– Хочу, чтобы нашла Томаса. Я предоставлю для этого любые ресурсы, но о прогрессе в первую очередь отчитывайся мне.
– Это все, чего вы хотите? – я приподнимаю бровь. Андерсон усмехается краем рта.
– Я хочу, чтобы эта тварь сдохла.
Я поднимаю стакан и чувствую улыбку на своих губах.
– За наше общее дело.
Андерсон больше ничего не говорит, не смотрит в мою сторону и осушает стакан виски залпом.
Глава 18
Почему так холодно?
Не могу согреться. Как будто я по горло в воде, сижу на одном месте и жду, когда же появится кит, что сожрет меня. Я хочу, чтобы от меня ничего не осталось. Я не заслужил прощения от мира.
Убивать было просто. Сложно было совладать с голосом совести после.
После я обнимал себя руками, все тело знобило, слабость накатывала волнами, накрывала меня с головой. После я пропадал из реального мира, я видел кита каждый раз, когда опускал веки. Кит – мое наказание. Он приходит ко мне до сих пор и сводит меня с ума.
Я так не хотел быть одиноким в своем страдании. Я уже не тот садист, который хочет, чтобы страдали все вокруг него, но я хочу, чтобы меня хотя бы поняли.
Я не хотел убивать Адриана. Я рассчитал все так, чтобы рана оказалась совместимой с жизнью. Она и правда была операбельна. Я хотел лишь напугать Грету, я хотел...
Я не собирался убивать ее родителей. Я хотел, чтобы она сбежала так же, как и я. Сбежала со мной. Я пытался вытащить их из огня уже потом, после, но уже было слишком поздно...
Я не желал бы смерти своей матери, если бы она хоть немного меня любила. Если бы не считала монстром или дьявольским отродьем, если бы она хотя бы попыталась изменить мою суть.
Мог ли я измениться? Мог ли привыкнуть к жизни обычного человека? Мог ли научиться подделывать их эмоции, дружить, любить, доверять кому-то?
Нет.
Эрике вообще не следовало меня рожать.
***
Меня трясет в предвкушении. Не сплю с раннего утра, ведь теперь все мои сны наполнены воспоминаниями Томаса. Я читаю его память как дневниковые заметки, и порой меня выворачивает наизнанку от их подробного описания
Мне нужно идти. Лучше начать раньше, чтобы разобраться со всем к обеду. Лучше... я застываю в дверях комнаты, глядя на Люси. Она точно такая же, какой и я была когда-то. Эти светлые волосы и большие глаза, эта абсурдная смелость, но пугливая детская суть. Ее нужно защищать. За нее нужно бороться.
Ее нужно любить.
И я хочу дать ей то, чего никто не дал мне в тринадцать лет: защиту и семью.
– Грета?.. – шепчет она, просыпаясь, и смотрит на меня.
– Спи, мартышка, – говорю я и опускаюсь на корточки у ее кровати. Я натягиваю одеяло ей до самого подбородка и глажу по голове. – Все будет хорошо, спи.
– Не уходи, Грета, – говорит она сквозь сон, будто...
Будто знает, что это наша последняя встреча.
Я кладу коробку с прощальным подарком у ее кровати. В коробке – черное платье, в котором я была на вечеринке у Майка, чистый блокнот в кожаном переплете и письмо. Я не могу оставить мою маленькую девочку без ответов.
Слезы жгут глаза, но я не могу смотреть на ее личико. Она тут же проваливается в сон, я это чувствую. Лицо Люси напряжено, ей снова снятся погони.