– Как? Как, ты говоришь, его зовут?
Мальчик не повторяет. Смотрит мне в глаза и улыбается, но улыбка его какая-то искусственная, грустная, неживая.
Ветер становится сильнее, уносит с собой все слова, кроме музыки безымянного мальчика.
И тогда он внезапно останавливается, поднимает на меня взгляд и смотрит так пристально, будто видит самую мою суть. Будто слышит каждую мою мысль и понимает ее.
– Я буду помнить тебя, Грета, – говорит он. – Буду помнить.
Второй мальчик тянет меня за руку, я оборачиваюсь в его сторону и вижу висящий на его шее пленочный фотоаппарат. Настоящая реликвия.
– Я вас сфотографирую! – широко улыбается он.
– Нет, я… я не думаю, что это хорошая идея…
– Ну же, Грета!
Мальчик толкает меня к своему брату, и мы становимся рядом на фоне блестящих на солнце волн. Я щурюсь от яркого света, а мой безымянный музыкант улыбается.
«Грете на долгую память», – шепчет фотография в моих руках.
Но эту память у меня отняли. Забрали, изничтожив душу до последнего воспоминания.
***
Когда я открываю глаза, все еще приходится щуриться от яркого света. Сбрасываю одеяло на пол и ковыляю к окну. Открываю его, впуская холодный воздух внутрь. Он заставляет меня проснуться окончательно.
Мир кружится перед глазами, голова будто бы набита ватой. Внутри меня что-то ломается. Не понимаю, в какой момент это происходит, но я падаю на кровать и закрываю лицо руками – оно горячее и мокрое от слез. Я рыдаю взахлеб, потому что память играет со мной злую шутку, потому что я схожу с ума, потому что ничего не понимаю и не хочу больше жить так. Но температура тела лишь растет, а в голове зудит вибрация сердцебиения.
Подползаю к столику, шарю по нему руками, в очередной раз пытаясь найти обезболивающее, но его нет.
– Адриан! – кричу я, надрывая горло. Не знаю, почему. Не понимаю, почему именно это чертово имя.
Чертов говнюк Адриан!
Злость поднимает меня на ноги и толкает к двери. Я готова налечь на нее всем телом, готова выбить ее из петель, готова выломать с корнем.
Но не приходится.
Эта чертова дверь открыта. И я выхожу в пустой коридор.
[1] Отсылка к цитате из книги Г. Мелвилла «Моби Дик»: «Я не знаю, чем все это кончится, но иду навстречу концу смеясь».
[2] Э. Хемингуэй «Старик и море»
[3] Из песни Shaw Mendes – Add It Up
Глава 4
Неизвестность мешает мне твердо стоять на ногах, поэтому я медленно пробираюсь вдоль стены. Ночь за окном приближается к раннему утру, поэтому дом погружен во мрак. Ни единой души не встречается на моем пути, а стена под скользящей по ней рукой – холодная и шершавая. Застывая, вслушиваюсь в безмолвие: оно отвечает мне отчетливым сердцебиением.
Делаю еще несколько шагов, когда слышу громкий звон, что-то разбивается и осколки гремят, разбегаясь по кафельному полу. Застываю на месте, силясь слиться со стеной, стать ее тенью, неразрывной частью, призраком, но до моих ушей доносится голос. Не могу разобрать слов, но все внутри сжимается от страха, перемалывая мои ребра в ничто.
Больше ничего не происходит. Человек замолкает, слышу, как он копошится за стенкой, кажется, пытается собрать осколки. На цыпочках иду дальше и заворачиваю за угол. Дверь, ведущая на кухню, распахнута, посреди комнаты на корточках сидит Адриан и держит в руках разбитую вазу. Кажется, я умею замораживать время, потому что парень совершенно неподвижен. Он застыл в противоестественной позе с двумя большими осколками в руках и смотрит вниз, на пол, по которому расползается лужица, будто загипнотизированный. Будто пытается испепелить осколки своим неживым взглядом, и на секунду я боюсь, что он посмотрит на меня точно так же, и я тоже разобьюсь о кафельный пол.
Поэтому мне хочется встряхнуть его, поставить на ноги, привести в чувства, но вместо этого я стою здесь.
– А-адриан? – мямлю, совершенно забывая все слова, что знала когда-либо. – Что случилось, Адриан? Что с-случилось?