Я тону в его больших руках, которые сжимают меня, как тонкую тростинку. Я совсем ничего не вешу в его объятиях.
– Я всегда буду защищать тебя, Грета. Защищать от всего.
– Что стало с детьми? Что стало с Люси?
– Это Люси нашла меня, Грета. Она рассказала обо всем, что случилось, она сбежала от Томаса, где-то нашла деньги на паром от Гонолулу до Лос-Анджелеса. Она нашла Адриана и привела его ко мне.
– Боже… – выдыхаю я. На секунду мне кажется, что смелости в одной маленькой Люси больше, чем во всех нас вместе взятых.
– Что с Хьюстоном, Чаком и Черри?
– Они согласились пожить в интернате. Я не знаю, как, но… Адриан уговорил их.
– Это же невозможно!
– Люси им помогла.
– А она сама где?
– Осталась жить в порту. Я снял для нее небольшую комнатку, как она просила. Мисс Колфилд, уборщица, присматривает за ней. Мне нужно было срочно ехать за тобой, Грета. Я боялся, что будет слишком поздно.
Я сглатываю и отворачиваюсь. На языке крутится вопрос, но я не решаюсь его задать. Рассматриваю свои ладони, потом резко запрокидываю голову и смотрю на Себастиана.
– А Адриан? Он…
– Он не знает, что ты здесь. Я не успел ничего сказать, отец увез его в другой город.
– Н-навсегда?
– Вроде бы нет, я не знаю, не могу сказать.
Я отворачиваюсь. Спокойствие, которым я могла похвастать несколько минут назад, улетучивается. По коже пробегает холодок.
– Чарльз? – поворачиваюсь я к Миллингтону. – Продолжите экскурсию? Вы, кажется, хотели показать мне самый нижний этаж фабрики.
– Да, конечно, – отвечает он, и мы втроем скрываемся в полутьме за массивной железной дверью.
Я смотрю на все по-новому. Так, будто каждая мелочь в окружающей обстановке очень хорошо мне знакома.
***
– Вот почему он сделал ее, – шепчу я, касаясь стеклянной стены, что делит большую испытательную комнату на две половины, – Том хотел запомнить все это. Он мучил самого себя этими воспоминаниями.
Но были ли они чем-то плохим?
– Эта стена представляет собой два экрана из гибкого ударопрочного материала. У нее есть три режима: первый – стеклянная перегородка, когда с обеих из сторон можно видеть, что происходит по другую сторону. Еще есть два режима, при которых стена с одной стороны кажется матовой белой.
Миллингтон нажимает на кнопку в панели, что расположена на выступе стены, и стеклянное окно пропадает. Я касаюсь его руками.
– Томас сделал себе в кабинете такой экран. Только у него не было никаких переключателей, его стена как в допросных комнатах в полицейских участках – зеркало с одной стороны и стекло с другой.
Чарльз открывает рот, чтобы что-то ответить, но я продолжаю.
– Вы всегда включали эту стену так, чтобы я видела Томаса, а он меня – нет. Почему?
Чарльз молчит, глядя куда-то в стену. Я перевожу взгляд на Себастиана.
– Почему? – повторяю я.
– Томас – ребенок с уникальным строением мозга, – выдыхает Миллингтон наконец. – Он обладает… чем-то вроде телепатических способностей.
– Он читает мысли?
– Томас может проецировать свои мысли в чужую голову. Может настраиваться на чистоту излучения мозга другого человека. Это… очень сложно. Ушли годы на изучение этого феномена.
У меня перехватывает дыхание. Я рефлекторно хватаюсь за руку Себастиана позади меня, чтобы не упасть.
– Чарльз, вы… вы хотите сказать, он может врываться в чужую голову и делать в ней все, что захочет? Может стирать воспоминания из памяти?