«Я боюсь за нее», – говорили глаза матери.
«Не тревожься. Она Батори», – успокаивал взгляд отца.
Дьёрдь незаметно кивнул палачам, сделал знак рукой, молчаливо приказывая растянуть казнь.
Свистнул кнут, пошел с потягом, оставляя первый кровавый след. Следом взвился второй, пересек алую полосу, образовав крест. И оба загуляли по спине мужика, срывая клочья кожи, обнажая мясо.
А Эржебета видела, как спина эта бесновато дергается над телом сестры.
Петру кричал, бессвязно молил о пощаде.
«Сейчас попробуем, как сладок господский кусок!» – звучало в ушах Эржебеты.
«Я первый, первый…» – слышалось ей сквозь стоны и рыдания крестьянок.
«Сладок, сладок господский кусок…»
«Попробуем…»
И лишь когда кат сунул в рот Петру щипцы и выдернул еще трепещущий кусок мяса, показал всем – голос в голове Эржебеты затих. По телу разлилась странная истома. Эржебета вцепилась в холодный камень перил. Батори не теряют самообладания.
Горло перехватило, в груди поднялась яростная радость, когда палач отрубил Петру обе руки. Эржебета изогнулась от удовольствия. В ногах появилась дрожь.
Все смотрели на помост, и лишь один Иштван – на Эржебету. На губах юноши играла сладострастная улыбка.
Каты втащили обливающегося кровью Петру на стену. Там уже был вбит между камнями кол. В назидание, во устрашение.
Когда стена Эчеда украсилась агонизирующим телом, Эржебета навалилась грудью на перила, закусив губы, тяжело дыша, содрогаясь и сдерживая крик ликования.
Пусть век помнят Карпаты, как мстят за свою кровь Батори…
Глава 2
Владивосток, май 2012 года
Я стряхнул холодные капли с плаща, бросил его на вешалку. Дверь распахнулась, в кабинет вплыл запах свежезаваренного кофе, а за ним и Маша. Поставила на стол чашку, улыбнулась – и в комнате, несмотря на дождь, ливший за окном, словно стало светлее.
Маша была красива. Отличная фигура, милое личико, светлые волосы, большие и добрые, как у оленухи, карие глаза. Два года назад я вырвал ее из лап залетного упыря. Клан делла Торре тогда только ушел, и в город полезла всякая нечисть. Кровосос был то ли разведчиком, то ли одиночкой, но на свое несчастье решил поохотиться в темной, занавешенной туманом подворотне. А я туда удачно зашел.
Девчонка держалась молодцом, мороку упыря не поддалась, отчаянно сопротивлялась и орала. Потому отделалась сильным испугом да царапинами на шее. Проклятый получил серебряную пулю в башку.
В общем, обычное дело. Трудности начались потом, когда я объяснял Маше, что произошло. Она вполне трезво оценивала ситуацию, и сказочке про ряженого или маньяка не поверила бы. Я даже пожалел, что упырь не смог ее загипнотизировать. Пришлось сказать правду и пригрозить, чтобы помалкивала.
Я проводил девчонку домой, благо жила она неподалеку, вернулся, избавился от трупа, а вскоре благополучно забыл о Маше. Пока не встретил ее в одном нехорошем ночном клубе, где частенько появлялись проклятые.
Видок у девицы был тот еще: декольте до пупка, набедренная повязка вместо юбки – в общем, явная провокация. На проститутку она никак не тянула – манеры не те, да и выражение лица совсем уж не соответствовало. Из интереса я понаблюдал за Машей, и скоро все понял. Достаточно было увидеть настороженный взгляд, которым она провожала каждого мужчину.
Я подошел, взял девчонку за локоть, молча вытащил из клуба. Отвел в укромное местечко, вырвал из рук сумочку, вытряхнул ее содержимое прямо на асфальт. Ну конечно! Здоровенный поповский крест, несколько головок чеснока, пузырек – по всей видимости, со святой водой, и столовый нож из сплава, в котором добавок было больше, чем серебра.
– Что ты собиралась с этим делать? – прорычал я. – Защекотать упыря до смерти?
Девчонка зыркнула на меня гневным взглядом:
– Он серебряный!
– Ты б еще зубочистки из осины прихватила! Пусть уж упыри обхохочутся…
И тут Маша расплакалась, принялась быстро-быстро говорить. Сквозь рыдания я с трудом разобрал, что она устала жить в постоянном ужасе, вздрагивать от каждого шороха, поэтому решила найти вампиров и посмотреть на них, а желательно даже убить.
После этой исповеди я усадил девушку в машину, где долго объяснял, что неподготовленный человек не может охотиться на проклятых:
– В лучшем случае тебя сожрали бы, как цыпленка, в худшем – ты покалечила бы ни в чем неповинного мужика.
– Может, наоборот? – робко возразила Маша. – В лучшем покалечила бы…
– Нет, дорогая! Взялась охотиться на упыря – неси ответственность за свои поступки.
Отвез я ее тогда домой и запретил даже думать о проклятых. Она вроде пообещала, но я не очень поверил – слишком бедовая оказалась девчонка. Вообще, ее поступок даже вызывал уважение: не каждый может вот так пойти навстречу собственному страху.