— Налетайте!
Миха, дотянувшись, взял один стаканчик, заглянул в него. Пузырившаяся жидкость имела тёмно-коричневый цвет.
В голове промелькнула мысль, что последние двадцать лет он не праздновал Новый год без спиртного. И сразу поправил себя: «А ведь ты врёшь, Василий Иваныч[59], восемьдесят четвертый год в Свердловске встречал насухую, вспомни-ка».
Тогда ему, молодому сержанту, недавно прибывшему в войска из учебки, спиртное не положено было по сроку службы. Ту новогоднюю ночь он простоял на тумбочке в качестве бессменного дневального по батарее. Полуголодный с разбитой, сильно кровоточившей губой.
«Пусть этот год будет не похожим на предыдущие», — пожелал себе Маштаков и стукнулся стаканчиком по аналогичной одноразовой ёмкости, протянутой к нему лучезарно улыбавшейся дознавательницей Семеркиной.
Следователь Озеров отхлебнул крайне осторожно и скорчил гримасу отвращения:
— Неужели нельзя на всех бутылочку шампузика чисто символически раскатать? Детям и то на Новый год разрешают.
Проглотив синтетическую на вкус колу, Миха смял стаканчик и с ним на пару покинул дежурку. Поднялся к себе на второй этаж.
Вот и наступил долгожданный двухтысячный год. Помнится, в детстве во дворе с мальчишками рассуждали про двухтысячный, казавшийся недосягаемо далеким. Подсчитывали, сколько кому к тому времени исполнится лет. Десятилетний Миша ужасался: ему будет целых тридцать четыре года! А ведь многие парни из его двора не смогли дожить и до такого возраста. Маштакову в детстве, как и большинству пацанов, казалось, что он обязательно станет кем-то очень знаменитым на всю страну, если не на весь мир. И вот новое столетие, и вот ему полных тридцать четыре, а он заурядный опер провинциального уголовного розыска. Бесперспективный неудачник с издерганными нервами, пьющий, стоящий в одном шаге от развода.
Маштаков поочередно позвонил родителям и домой.
Мама, выслушав краткое поздравление, задушевным голосом произнесла ответное, переполненное самыми наилучшими пожеланиями. Потом привычно стала сетовать: как же так получилось, что он снова работает, даже в такой праздник, что нужно, наконец, найти работу поспокойнее. Вот она прочитала в последнем «Уездном обозрении» — на хлебокомбинат требуется юрисконсульт. Миха мягко прервал мать под предлогом, что нельзя долго занимать служебную линию. Отец от телевизора к аппарату не подошел, ограничились поздравлениями через посредника.
Татьяна разговаривала доброжелательнее, чем в последний раз. Даша с Маришкой вырывали у нее трубку, наперебой спешили рассказать, какой подарок им под елку положил Дед Мороз.
— Папка, спасибо! — вовсю ликовала Дашка. — Какой ты хороший! Настоящая «Сони плейстейшн»! У меня!
— Про сестру не забывай! — вставил Маштаков. — Дед Мороз на двоих вам подарок принес.
Положив трубку на рычаг, промокнул рукавом заслезившиеся глаза. Уму непостижимо, каким он сделался сентиментальным. Говорят, сентиментальность присуща негодяям.
Необычно оглушительно зазвенел телефон, Миха вздрогнул и схватил трубку.
— Слушаю вас.
— Дядя Миша! Ты на работе?! Я восхищаюсь тобой! — Саша Веткин был восторжен и, значит, изрядно хватя.
— Ты чего это, Устин Акимыч? Где ты так нализался?[60] — спросил Маштаков.
— Чей-то нализался? — оскорбился Саша. — Не нализался, а выпил культурно, с соседями. Имею право? Или нет?
— Или да.
— Дядя Миша! Я серьезно восхищаюсь тобой. Ты наш Глеб Жеглов! Лева Гуров![61] Капитан Игумнов![62] Я сейчас всем рассказывал, какой у меня друг. Сколько ты преступников переловил! У-у-у!
— Да ладно.
— О, ты вдобавок еще и скромный! Мы сейчас, дядь Миш, петарды ходили с народом взрывать на улицу. Это грандиозно! Знаешь, какие у меня петарды?
«Корсар»! Это бумм-м! «Мортира»! А ещё эта, «Черная смерть». Это вообще нечто! Я ее пластилином обмазал для усиления эффекта! Полсугроба снесло!
— А как же Александр Глебыч? — напомнил Маштаков.
— Врет он, что спит в Новый год. Все не спят, а один Глебыч спит? Выёживается он так! Ты видел, дядя Миша, нового Президента? Как он тебе? Ну?
— Галстук у него классный.
— Фиг с ним с галстуком, я удавки сроду не носил и носить не буду. У меня другой вопрос: чего ему, влом за русский народ стакан чачи поднять?
— У нас телефоны прослушиваются, Сань. — Миха не любил разговоры про политику и про инопланетян.
60
«Устин Акимыч! Где ты так нализался?» — цитата из телефильма «Тени исчезают в полдень».