Пуля с визгом отрикошетила. Этого единственного выстрела оказалось достаточно, чтобы металлическая пластина с другой стороны замка отвалилась напрочь. Сретенский толкнул решетку, несмазанные петли заскрипели.
В новом коридоре уже не было никаких дверей. Он плавно поворачивал и уходил куда-то в полную темноту.
– Я боюсь, – прошептала Аня, вцепившись в руку Сретенского. – Пойдемте обратно…
– Подожди. Вон там, видишь?
Он указывал на блестящие скобы, прикрепленные к стене немного впереди. Они вели наверх, в скудно освещенный круглый колодец.
– Ты как, сумеешь подняться? – заботливо спросил Андрей Иванович. – Куда бы мы ни попали, все-таки ближе к поверхности…
– Сумею, – твердо ответила Аня. – Все что угодно сумею, лишь бы выбраться отсюда…
Но сначала им пришлось доесть и допить все, что оставалось, потому что их совсем не привлекала перспектива карабкаться вверх с лишним весом банок и бутылок, рассованных по карманам и за пазухой.
Аня пошла первой. Метров десять подъема она одолела неожиданно легко, и только потом усталость дала о себе знать. Заболели мышцы рук и спины, каждая следующая скоба преодолевалась с трудом. В колодце отвратительно пахло сухой кирпичной пылью, она мешала дышать. Некоторые плохо закрепленные скобы шатались, а одна даже отвалилась, и Аня едва не рухнула на ползущего следом Сретенского. К счастью, она вовремя успела схватиться за другую скобу.
Когда девушка совершенно обессилела, выматывающий подъем подошел к концу. Над головой Ани нависала укрепленная радиальными распорками крышка люка. Если этот люк не удастся открыть, придется спускаться, а о спуске и думать-то не хотелось. Продемонстрировав чудеса акробатики, Сретенский протиснулся к люку рядом с Аней. Задачу могла облегчить толстая труба, торчащая здесь из кирпичной кладки. Сретенский плотно обхватил ее ладонью, подтянулся на одной руке и уперся головой в люк. Девушка помогала ему в меру своих сил, которые были на исходе.
Тяжелая крышка не поддавалась. Казалось уже, что отчаянные усилия не принесут результата, но в конце концов послышался глухой щелчок, сверху посыпалась труха и люк сдвинулся на пару сантиметров. Воодушевленный Сретенский поднажал еще, вытолкнул крышку и равномерными толчками заставил ее отползти в сторону. Затем он подсадил Аню и вслед за ней выкарабкался из шахты.
Они стояли в длинном коридоре, совсем не похожем на те, подземные. Здесь солнце вливалось через большие окна, весело играя на никелированных ручках дверей и рисуя светлые прямоугольники на крытом линолеумом полу. Неужели утреннее солнце, подумал Сретенский с изумлением, неужели мы провели внизу целые сутки?
Аня жадно впитывала солнечный свет. Она радовалась, как маленькая девочка, получившая в подарок восхитительный воздушный шар, а между тем повода для ликования не было. Этот новый коридор не выглядел заброшенным, где-то наверняка есть люди, и едва ли встреча с ними сулит что-либо хорошее.
Люди не замедлили появиться. Как только Сретенский вернул крышку люка на место, из-за поворота показались двое, мужчина и женщина. Они шли неторопливо, мирно болтали и не выказывали никаких эмоций по адресу выходцев из подземелья, которых конечно же отлично видели.
Сретенский стиснул в кармане рукоятку пистолета. Он ни при каких условиях не смог бы выстрелить в человека, вооруженного или нет, а вот припугнуть – дело другое.
Двое подошли совсем близко. Мужчина, дружелюбно улыбаясь, обратился к Сретенскому:
– Простите, вы не из шестой редакции? Вроде бы я видел вас там.
Андрей Иванович ответил жестом, допускающим любое толкование.
– Скажите, – продолжал мужчина, приняв жест за утвердительный, – Астахов сегодня вышел на работу? Он мне нужен, да боюсь, после вчерашнего от него мало толку… Увидите его, передайте – его искал Поляков, насчет обзора по восточным штатам.
Мужчина одарил Сретенского (а в особенности Аню) еще одной очаровательной улыбкой, взял спутницу под локоть, и они спокойно двинулись дальше, непринужденно беседуя.
– Вот это да, – шепнул Ане Андрей Иванович. – Каждый день они, что ли, видят помятых личностей в истрепанных комбинезонах?
– Ну, если вчера в шестой редакции шла грандиозная пьянка… – отозвалась девушка тоже шепотом. – Но где мы? В каком-то издательстве?
Сретенский бросил взгляд на табличку, укрепленную на ближайшей двери. «Зам. главного редактора А. А. Тихонов», – значилось там.
– Похоже, – неуверенно сказал он, – но меня интересует другое. Мы все еще в этом чертовом Фоксхоле или каким-то образом возвратились домой? Учитывая, как мы сюда – или туда – попали, меня бы это не удивило.
Они зашагали вдоль коридора, мимо дверей с надписями «Студия-1», «Студия-2» и так далее. Возле «Студии-3» Сретенский остановился и прислушался. Из-за двери доносился негромкий, но хорошо различимый голос с отчетливыми интонациями радиодиктора.
– Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона. Через три минуты программа «События и размышления», а потом Дейл Кинг познакомит вас с тем, как работают выборные органы власти в Соединенных Штатах и как вместе с избирателями им удается преодолевать тяготы послевоенного времени. А пока послушайте нержавеющую балладу «Металлики» «The Unforgiven» – «Непрощенный». Не правда ли, красота и мощь этого лирического эпика – неплохое противоядие от мертвящей скуки песнопений о коммунистической партии? С вами Джон Уиллис и «Металлика».
Зазвучали вступительные аккорды «Непрощенного». Сретенский даже не пытался скрыть крайнего разочарования, хотя и прежде не очень-то верил в волшебное возвращение.
– Фоксхол, – произнес он с потемневшим лицом. – Образ врага… Ну что же, если им хочется образа врага, они сейчас его увидят.
– Что вы задумали? – всполошилась Аня.
– Ничего особенного… Хочу немного прочистить мозги населению этого сонного царства НКВД.
Как ни старалась Аня удержать разъяренного Сретенского, он распахнул дверь и ворвался в студию. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним.
В полутемном помещении без окон подмигивали индикаторы электронной аппаратуры, вращались бобины магнитофонов, подпрыгивали зеленые лесенки указателей уровня звука на дисплее проигрывателя компакт-дисков. Трое сотрудников радиостанции одновременно уставились на Сретенского и Аню.
– Вырубай музыку к чертовой матери, – заорал Сретенский, размахивая пистолетом. – Давай эфир!
Вид оружия подействовал. Сидевший справа молодой человек молча развернулся к пульту, выключил «Металлику» и нажал какие-то кнопки.
– Вы в эфире, – пролепетал он и ткнул пальцем в микрофон. – Говорить нужно сюда.
– Отойдите к стене, – скомандовал Андрей Иванович. – Вон к той, чтобы я вас видел!
После того как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и притянул микрофон к себе. В горле у него мгновенно пересохло, и он заговорил хрипло, как капитан пиратского брига:
– Граждане Фоксхола… Или Российской Федерации, или Советского Союза! Как бы это ни называлось, вас обманывают. «Голос Америки» находится не за океаном, а в двух шагах от вас и является частью злостного надувательства, как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют ненависть к несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом деле окружающий вас мир выглядит совсем иначе…
За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей Иванович обернулся. В студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.
– Бросьте пистолет, – не приказал, а как-то мягко посоветовал крепко сложенный блондин в гражданской одежде, манеры которого выдавали в нем старшего.
Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел под ноги блондина. Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.
– Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович, – сказал блондин с легчайшей иронией. – Собственно, вы могли бы продолжать, ведь передачи у нас лишь записываются на магнитофон, а в эфир идут позже… Надо отдать вам должное, вы довольно быстро разобрались в ситуации… Но вот выводы сделали неверные.
– Как бы не так, – буркнул Сретенский.