– Но играет он хорошо, – сказал человек из Вашингтона. – Двое наших на том свете.
– Кто? – напряженно спросил Тейлор.
– К счастью, расходный материал. Но так ли важно теперь, сэр, кто такой Брент? Мы успели заминировать самолет. И Бренту, и Ключу конец.
– Надеюсь, что Ключу конец… Но Бренту?
– То есть?
– Вы обнаружили человека в аэропорту путем дельта-пеленгации местонахождения Ключа. Вы не видели этого человека. Как вы можете быть уверены, что это Брент? Он мог передать Ключ кому-то другому.
– О да, сэр, – немного растерянно проговорил Вашингтон. – К сожалению, посмотреть на человека не удалось. Мы попросту опоздали. Вам ведь известно, какие сложности возникают при взятии дельта-пеленга. Страшно ненадежная штука. Работает лишь в определенные – и знать бы какие! – промежутки времени, и не везде, и со значительными погрешностями…
– Гм… Ну, хорошо, Москва, какие меры приняты для встречи курьера с Ключом на тот случай, если он все-таки долетит?
– Он не долетит, сэр, – обиженно заявил Вашингтон.
– Я не к вам обращаюсь. Какие меры, Москва?
– Никаких, сэр.
– Что?!
– А что мы можем сделать? Перестрелять всех пассажиров этого рейса и обыскать трупы? Нас даже не снабдили фотографиями Брента. А такие снимки не помешали бы, если он прилетит сам.
– Замечательно, – сказал Тейлор. – Вашингтон, срочно передайте снимки в Москву по компьютерной сети.
– Но и у нас нет его фотографий, сэр… Никто не давал задания его фотографировать.
– Тьфу! Могли бы и сами догадаться… Тогда хотя бы описание внешности… Впрочем, не нужно. Внешность у него самая обычная, никаких особых примет. В самолете половина таких персон, а ошибка будет дорого стоить… Применяйте дельта-пеленг, Москва.
– Но он ненадежен, сэр.
– Знаю, что ненадежен! А ваша голова на плечах надежно сидит?
– Сэр, – снова вмешался Вашингтон, – взрывное устройство не подведет, я гарантирую.
Тейлор протяжно вздохнул. В его наушниках раздавались характерные завывания и потрескивания, стандартный фон дельта-связи.
– Заканчиваем, джентльмены, – устало произнес он.
Отключив аппаратуру, Тейлор еще долго не покидал неудобного кресла в полутемной звукоизолированной студии Дельта-центра. Да, Брент оказался твердым орешком… Улизнул из Фоксхола с Ключом Тейлора, чем лишил его возможности немедленно организовать преследование за Дверью – ведь Ключей так мало… И нет бы этому случиться чуть позже, в пиковый период интерференционной амплитуды Двери! Тогда прохождение через Дверь уничтожило бы мозг Брента… Но он все равно проиграет, не может не проиграть.
10
В аэропорту Дубровин собрался было ехать в Москву автобусом, но передумал и взял такси (не первое и не второе из свободных). Негодяи, способные уничтожить самолет со всеми пассажирами, не преминут взорвать и автобус. Зачем же подвергать опасности жизнь многих людей?
Самым естественным и логичным поступком Дубровина по прибытии в Шереметьево-2 явился бы телефонный звонок. Достаточно было представиться… И его бы встретили. Но так мог поступить кто угодно, но не Дубровин. Только не он. Предполагая, что по-прежнему представляет собой мишень для могущественных и безжалостных врагов, он ни на секунду не помыслил о том, чтобы подставить под пули своих товарищей. Ведь не БТР за ним пришлют и не президентский эскорт – а впрочем, в некоторых случаях не спасают броня и квалифицированные секьюрити. И никакая сверхважная информация не оправдывает трусливой готовности рискнуть жизнями других ради собственной. Здесь, правда, начальство не согласилось бы с Дубровиным, но таково было его глубочайшее убеждение, не подверженное сомнениям и глухое к доводам холодного рассудка. Едва ли его осудил бы тот, кто помнит, сколь многие после драки мотивировали свое преступное малодушие ссылками на интересы общества, народа, государства… Чуть ли не Вселенной. Тот, кто помнит, сколь многие хладнокровно решали арифметическую задачу: каким количеством человеческих единиц (тех единиц, что самоотверженно прикрывали тебе спину в бою!) допустимо пожертвовать во имя спасения – теоретического, когда-нибудь в будущем – большего количества других человеческих единиц.
Но не исключено, что даже Дубровин взялся бы за решение такой арифметической задачи, если бы знал, какой чудовищный жребий готовят Земле обезумевшие от жажды власти хозяева Фоксхола… Однако он этого не знал, и для него информация о Фоксхоле, хоть и обладала высокой значимостью, все же не была вестью о грядущей глобальной катастрофе.
В пути, постоянно присматриваясь к машинам на дороге в напряженной готовности действовать по обстоятельствам, Дубровин обдумывал форму своего доклада. Он решил рассказать о Тейлоре все, начиная с подозрений Конуэя вплоть до того момента, когда Тейлор похитил Дубровина-Брента. Вот тут о многом придется временно умолчать – и о том, где проходил допрос, и о том, как Тейлор объяснял причину организации диверсии со спутником. Что же касается Ключа, Дубровин придумал приблизительно такие формулировки: «Не имея намерения отпускать меня живым, Тейлор не стал скрывать побудительных мотивов расправы со „Скай Скрутинайзером“. Перед вами предмет, который он называл Ключом – не знаю, почему так. По его утверждениям, это сложное технологическое устройство, работе которого могло каким-то образом помешать излучение установленной на спутнике аппаратуры. Исследуя Ключ, необходимо соблюдать сугубую осторожность – как я понял из намеков Тейлора, Ключ или то, что с ним связано, может представлять огромную опасность при определенных условиях».
Далее Дубровин намеревался снова излагать слегка отредактированную версию подлинных событий – бегство, нападение на него в его вашингтонском доме… В такой упаковке информация о Ключе заставит отнестись к ней со всей серьезностью. Из-за ерунды не взрывают спутники стоимостью в миллиард долларов, из-за ерунды не покушаются на жизнь сотрудников АНБ.
Пока так… А когда прояснится сущность Ключа, Дубровин расскажет и остальное, и никто не поставит ему в вину вынужденную ложь.
Уже в Москве Дубровин несколько раз менял такси, называя произвольные адреса. Со Смоленского бульвара он ехал на Большую Ордынку, оттуда на другой машине на Воздвиженку, затем на Котельническую набережную и Малую Трубецкую… Этими хаотичными передвижениями он увеличивал риск покушения, но, оставаясь разведчиком-нелегалом (в отставку его пока что не отправляли), он не мог допустить, чтобы возможный хвост отфиксировал конечную цель его блужданий по Москве.
На Малой Трубецкой Дубровин отпустил такси. Было очень холодно; с неба сыпал отвратительный снегодождь. Невольно вспоминалась знаменитая песня Криса де Бурга о Москве «Лунный свет и водка», особенно жалобные строчки: «И здесь такой холод… Такой проклятый холод!» Дубровин зябко кутался в плащ, однако волшебным образом он не ощущал ни усталости, ни разбитости. Половину пассажиров злополучного рейса развезли по больницам для реабилитационной помощи, двум третям оставшихся медицинская помощь была оказана на месте. Дубровин попал в число наиболее стойких, кому не понадобились ни инъекции, ни горячий чай. Может быть, оттого, что его невозможная миссия подходила к концу…
Свернув на улицу Ефремова, Дубровин прошагал мимо станции метро и оказался в переулке Хользунова, потом в Оболенском и Олсуфьевском. Машин тут почти не было, кроме нескольких, сиротливо мерзнущих на обочине. Дубровин двигался дальше, потому что ему требовалось новое такси, теперь последнее, чтобы отвезти его к хорошо знакомому хмурому зданию…
За спиной Игоря Борисовича послышался шорох шин. Он обернулся в надежде, что его подберет такси или частник, но это был большой черный джип. Лакированный кузов, наверное, сверкал при солнечной погоде, а сейчас его усеивали бесчисленные мелкие капли. За темными стеклами разглядеть что-либо было невозможно.
Скорость джипа, очевидно, была довольно высокой, но Дубровин видел его как в замедленных кадрах фильма (так в кинолентах изображают сны). Когда лишь считанные метры отделяли джип от одинокого прохожего, переднее боковое стекло начало опускаться.