– Отличный, – спокойно сказал Кремнев. – С одной небольшой поправкой: абсолютно нереальный.
– Почему?
– Потому что, в отличие от вас, правительство США – нормальные люди. Допустим, вы распахнете ваши Двери на территории России и ударите оттуда ракетами. Но в США и НАТО сразу поймут, что дело нечисто. Ну, кто в здравом уме поверит, что нынешняя российская администрация ни с того ни с сего приняла решение бомбить американские города? Ваша атака будет сочтена тем, что она собой и представит – провокационным террористическим замыслом. Вместо ответного удара и всеобщей войны будет совместное с Россией расследование. Вы погубите несколько городов, но не цивилизацию.
– А! – Зорин с досадой прищелкнул языком. – То-то и оно. Генерал Болотов был для нас неоценимой находкой. С одной, как вы говорите, поправкой: его заговор имел шансы на быстрый успех без гражданской войны, а мы в таком успехе были нисколько не заинтересованы. В наши намерения входило погрузить Россию в кровавый хаос, и тогда уж никто не стал бы разбираться, почему грянула атомная гроза. Для этого необходимо было заставить Болотова действовать раньше, чем он окончательно подготовится, в удобный для нас момент. И я нашел подход к этой проблеме – Булавин, мистически настроенный фашист, наушник Болотова, его Оскар Лаутензак. Я всячески подогревал потусторонние увлечения Булавина, устраивал для него спектакли с экстрасенсорным внушением – спасибо мадам Богушевской, первоклассная актриса… Апофеозом должна была стать книга предсказаний Иоганна Гетца, освященная авторитетом профессора Стрельникова. Знаете, это история из серии «на ловца и зверь бежит». Мои агенты где только могли разыскивали для Булавина мистические раритеты. Один из них выкопал рукопись Гетца, принес мне, а верные специалисты объяснили, что это такое… Я-то сначала намеревался подсунуть ему собственную подделку в подобном духе, а тут понял, что настал мой час. Несколько фальшивых предсказаний, акция в Нижельске – пустяки, деньги делают все… Но книга исчезла, и мне во что бы то ни стало требовалось найти ее раньше Булавина, чтобы разобраться с комментариями Стрельникова и не создавать трудностей с так называемым вычислением якобы предопределенной свыше даты переворота. Я поставил на вас… И ошибся. Пару весьма неприятных минут пришлось мне пережить, когда ребята Булавина ворвались в квартиру Зимина… А ну как они убили бы вас и наткнулись на меня? Объяснение могло бы стать щекотливым… Впрочем, я что-нибудь придумал бы. Но черт вас возьми, вы оказались удивительным пронырой. Булавина нет… Наверное, Болотов и без него попытается, но мне-то теперь от его попыток… С ним у меня контакта нет, и уж он не будет согласовывать со мной даты, средства и цели. А было все так хорошо подготовлено! Я лично вербовал людей для Фоксхола. У нас, знаете, людей не хватает… Я предпочитал маргиналов, чтобы не привлекать внимания, хотя предложения о работе за границей делались не только им. Их привозили на автобусах к Двери… Ведь после атомной атаки нелегко набирать персонал!
– Ну что же, – сказал Кремнев подчеркнуто небрежно. – Ваши планы сорвались, и слава богу. Не пора ли…
– Они не сорвались, – живо возразил Зорин. – Сорвана лишь красивая обложка. Атомный удар состоится, Двери для ракет откроются в оптимальный период… Пусть вы правы, пусть даже не будет ответного удара. В любом случае мы так потреплем старушку Землю, что выиграем для Фоксхола пару-тройку лет… А там будет видно.
Единственный широко открытый глаз человека (человека ли?) по фамилии Зорин светился фанатичной непреклонностью. Кремнев понимал: Зорин не лжет и не передергивает. Они сделают это, и Кремнев бессилен им помешать. Даже если каким-то образом удастся сейчас обезвредить Зорина, что дальше? Только одно: найти Ключ Зорина (возможно, он держит его при себе), вырваться из Фоксхола, попытаться предупредить людей… Но Зорин не столь беспечен, чтобы допустить роковой для себя промах.
Нет, ничего предпринять уже нельзя… Своды роскошного зала словно сдвигались над Кремневым, давили, мешали вдыхать воздух. Перепуганная Ира жалась к нему, ее плечи мелко вздрагивали.
– Мы, вообще-то, не рассчитывали, – продолжал Зорин с надрывом (почему-то он стал дышать часто и тяжело), – ударить так скоро. Но зачем теперь тянуть? Оптимальные интервалы повторяются, до ближайшего недолго осталось. У нас маленькое общество, решения принимаются небольшим кругом людей, и я – не последний из них… Вы, дорогой мой Александр Андреевич, своей неуместной активностью приблизили крах вашего мира…
Нашарив трость, Зорин неуклюже поднялся и подошел к Кремневу, страшный, скособоченный, как злобный гном из скандинавских сказок.
– Я был бы не прочь ненадолго сохранить вам обоим жизнь, – признался он, – чтобы вы присутствовали при старте ракет. Но у меня будет слишком много хлопот… Не до вас. Ну, кого застрелить первым?
Ствол его футуристического пистолета метался от лица Кремнева к лицу Иры и обратно.
– Наслаждаетесь торжеством, – горько вымолвил Кремнев.
Изуродованный рот Зорина растянулся в подобии надменной улыбки.
– О да… Вы мне здорово попортили кровь, но я заслужил миг триумфа. Как видите, я даже отослал своих слуг, чтобы никто не мешал ни вам, ни мне… Впрочем, они скоро вернутся. Надо спешить, прощайте…
12
Со всем возможным пиететом Олега Мальцева пригласили на аудиенцию к народному комиссару внутренних дел Михаилу Яковлевичу Гордееву. Перед домом остановился лимузин, посыльный позвонил у дверей и вручил Мальцеву отпечатанную на принтере карточку, где в исключительно корректных выражениях Олегу предписывалось прибыть в комиссариат.
Встретивший его в кабинете Гордеев был далеко не так вежлив и приветлив, как письменное обращение. Он работал с бумагами, загромождавшими большой стол, оторвался от них неохотно и посмотрел на Мальцева исподлобья.
– Вот что, – сказал он. – У меня мало времени и полно проблем, поэтому буду краток. Ситуация осложняется. Если вам угодно принять предложение Ратомского, соглашайтесь немедленно и получайте конкретное задание. Если нет…
Взгляд народного комиссара был так выразителен, что окончание оборванной фразы прочитывалось однозначно.
– Я согласен, – быстро ответил Мальцев, нащупывая в кармане цилиндрик с манкурталом.
Он не был героем, но попросту не видел иного выхода. Теперь, пока они наедине в кабинете с этим могущественным человеком, вторым, а может, и первым лицом Фоксхола, или никогда… Если верить Лаухиной, действие манкуртала непредсказуемо. Препарат способен убить человека, или вызвать неконтролируемую вспышку агрессивных эмоций, или… заставить подчиняться. В первых двух случаях Мальцеву конец, но в третьем… Он не простит себе, если упустит шанс.
Выхватив из кармана блестящую капсулу, Мальцев нажал маленькую кнопку прежде, чем Гордеев успел среагировать. Кристаллическая игла впилась в скулу народного комиссара и мгновенно растворилась под кожей. Мальцев со страхом ждал.
Ничего не происходило. Гордеев как сидел за столом, так и продолжал сидеть, только взгляд его потух, а голова склонилась на грудь. Что будет дальше?
Олег затеял нехитрый тест. Он подвинул к себе лист чистой бумаги, взял авторучку и написал крупными буквами:
КОМНАТА ПРОСЛУШИВАЕТСЯ?
Перевернув листок, он подтолкнул его к Гордееву. Тот прочел и безучастно кивнул.
Сердце Мальцева застыло на полсекунды, подпрыгнуло и застучало. Он быстро нацарапал другую фразу:
ОТКЛЮЧИТЕ АППАРАТУРУ
Гордеев вышел из-за стола, приподнял крышку распределительного щитка на стене и перебросил какие-то тумблеры, после чего выжидательно уставился на Мальцева. Он не производил впечатления человека, одурманенного наркотическим снадобьем, напротив, выглядел собранным и серьезным. Олег внезапно подумал, а не играет ли с ним Гордеев и не была ли вся история с Лаухиной и манкурталом частью некоего извращенного розыгрыша или своеобразной проверкой… Учитывая всеобщую, доминирующую в Фоксхоле ауру ирреального безумия, такое было бы вполне в стиле здешних обитателей.