Похоже, Кай знает, куда мы едем.
Он въезжает на территорию кампуса университета, расположенного высоко над городом, и паркует байк. Мы направляемся к старому зданию. Со стороны оно напоминает многоквартирный муниципальный дом.
Не доходя до двери, Кай останавливается и поворачивается ко мне.
— Вообще-то, раз уж ты здесь, то, может быть, и пригодишься.
— Вот как? Могу пригодиться? Ну спасибо.
— Мне сказали, чтобы я никогда больше здесь не появлялся, а за дверью маячит кое-кто, кто может узнать меня и вызвать охрану. Но если я буду держаться позади, а ты отвлечешь внимание расспросами или как-то еще, то, возможно, меня и не заметят.
— Почему тебе запретили сюда приходить?
— Наверное, я был слишком зол в последний раз.
— Ага, понятно.
— И они вполне могли вызвать полицию.
— Тебе предъявили обвинение?
Он смотрит смущенно.
— Нет. Не в тот раз.
— Понимаю. — Я качаю головой. — И не сегодня, ладно? Скандал нам не поможет.
— Конечно. Сегодня требуется спокойный и разумный подход.
— А какой подход ты собирался использовать, если бы я с тобой не поехала?
— Ну, я собирался забраться внутрь через заднее окно.
Закатываю глаза.
Ждем, пока группа студентов не подходит к двери, и следуем за ними. Отвлекаю администратора, заявив, что я пришла на встречу с аспирантом, имя которого мне назвал Кай, и спрашиваю, куда мне пройти, пока Кай проскальзывает через вестибюль. Легко и просто.
Иду за Каем по лестнице, расположенной в конце холла.
— Он на четвертом этаже, — говорит Кай.
Поднимаемся на четыре пролета и выходим в коридор.
— Его офис. — Кай показывает на дверь с табличкой: «Доктор А. Кросс, профессор теоретической физики».
Он стучит в дверь; никто не отзывается. Поворачивает ручку — заперто.
Я остаюсь ждать, а Кай скрывается за углом. Вестибюль ярко освещен; на стенах картины, представляющие собой мешанину самых безумных цветов. Каждая будто кричит: «Я очень дорогая». Неужели это обычное дело для университетского учебного корпуса?
Сейчас перерыв, и студенты переходят из аудитории в аудиторию. По всему этажу голоса, шарканье ног. Мимо проходит мужчина профессорского вида и скрывается в одном из кабинетов. Появляется группа студентов в лабораторных халатах.
Наконец из-за угла выходит доктор Кросс. Я узнаю его по снимку, который показывал мне Кай, и, кроме того, у меня такое чувство, что я встречала его раньше. Он высокий, с серебристыми волосами и пронзительным взглядом. Доктор вставляет ключ в дверь, и я подхожу к нему.
— Здравствуйте, вы доктор Кросс?
Он оборачивается и, отпирая дверь, улыбается: — Да?
— Я рассчитывала, что вы найдете время для короткой беседы. Вернее, мы рассчитывали.
— Мы?
Из-за угла выходит Кай.
Доктор улыбается все так же радушно.
— Привет, Кай.
— Привет, Алекс, — отвечает Кай, не выказывая никакой радости от встречи.
— Рад тебя видеть, хотя это немного неожиданно. У вас с матерью все в порядке? А это кто? — спрашивает он, кивая в мою сторону. У него американский акцент, хотя окончания смягчены, словно он давно живет здесь. Кросс поворачивается ко мне и снова улыбается. В нем есть что-то поразительное, некий шарм, хотя это и не совсем правильное слово. Как будто он древний и одновременно очень привлекательный, и что-то заставляет меня улыбаться в ответ. Ничего не могу с собой поделать.
— Заходите оба. Уверен, в присутствии юной леди ты будешь соблюдать правила вежливости, Кай. — В голосе его звучит мягкий упрек. — Я приготовлю чай, и мы сможем поговорить.
Он входит в свой офис, мы за ним. Пока профессор наливает воду в чайник, я обвожу взглядом кабинет.
Просторное, хорошо меблированное помещение. Чтобы иметь такой офис, нужно занимать определенную должность.
На рабочем столе фотография. Он обнимает Келисту; снято три или четыре года назад. Профессор подходит и видит, куда я смотрю.
— Моя прекрасная дочь. Келли, сестра Кая.
— Ваша дочь?
— Ты решила, если я Каю приемный отец, значит, и для Келли? Она была моей дочкой, — говорит он. Конечно: его синие глаза так похожи на ее.
Она была моей дочкой: он использует прошедшее время, и Кай ощетинивается.
— Она твоя дочь, хотя я стараюсь забыть об этом, — бросает он.
Лицо доктора Кросса становится печальным.
— Ты должен принимать то, что не можешь изменить, как научился делать я. Как бы тяжело это ни было. Прошло столько времени, мы вряд ли найдем ее.