– Я думала, ты рад, что у нас будет ребенок.
Я радовался примерно так же, как если бы на борту самолета услышал сообщение капитана, что ему удалось запустить один двигатель после того, как оба отказали. Я был бы доволен, что, вероятно, выживу, но потрясен, что такая ситуация вообще возникла, и ожидал бы, что обстоятельства будут тщательно расследованы.
Я, очевидно, затянул с ответом.
– Вчера вечером ты сказал, что рад, – не унималась Рози.
В тот день, когда мы с Рози приняли участие в свадебной церемонии, которая – в память об ирландских корнях ее матери-атеистки – проходила в церкви, где отец Рози Фил дал ритуальное согласие на наш брак, очевидно ущемляя этим феминистские убеждения своей дочери, надевшей невероятной красоты белое платье и фату (в первый и, как она рассчитывала, последний раз в своей жизни), и где на входе нас не осыпали конфетти только из-за местного (разумного) запрета на их использование, – так вот, в тот день я понял, что в браке гармония важнее разума. Если бы конфетти были разрешены, я бы на них согласился.
– Конечно, конечно.
Я старался поддерживать взвешенный, спокойный разговор, одновременно намазывая Рози массажным маслом и восстанавливая ход событий.
– Мне просто интересно, как это произошло. Как ученому.
– Это было утро субботы. Ты выходил за едой к завтраку, а потом изображал Грегори Пека в «Римских каникулах».
Рози попыталась скопировать меня: – «Тебе так идет моя одежда…»
– Когда это случилось, я был в рубашке?
– Вот ты и вспомнил. Все верно. Мне пришлось просить тебя снять ее.
Первое июня. День, когда моя жизнь изменилась. Опять.
– Я не думала, что сразу получится. Думала, понадобятся месяцы, может быть, даже годы, как у Сони.
Только потом я понял, что это был отличный момент, чтобы сообщить Рози о приезде Джина. Тогда же я не сообразил, что она призналась в преднамеренном отказе от контрацепции, что давало мне возможность выступить с собственным признанием. Но я был поглощен массажем.
– Стресс ослабевает? – спросил я.
Рози расхохоталась.
– Наш ребенок вне опасности. Временно.
– Хочешь кофе? Твой черничный кекс в холодильнике.
– Продолжай делать то, что делаешь.
Я выполнил ее просьбу, и закончилось это тем, что промежуток между завтраком и занятиями айкидо куда-то подевался и времени на обсуждение проблемы Джина не осталось. Когда я вернулся домой, Рози предложила отказаться от похода в музей, чтобы она могла заняться своей диссертацией. Я посвятил освободившееся время изучению пива.
Мы с Дейвом подъехали к новому многоквартирному дому между Хай-Лайн и Гудзоном. Я с удивлением обнаружил, что описанный им погреб представляет собой небольшую комнату в квартире на тридцать девятом этаже, расположенной непосредственно под квартирой этажом выше. В остальном нижняя квартира была пуста. Дейв закрыл стены помещения теплоотражающими панелями и установил современное холодильное оборудование.
– Надо было тщательнее изолировать потолок, – сказал Дейв.
Я согласился. И расходы тогда можно было бы окупить быстрее за счет экономии электричества. С тех пор как мы познакомились с Дейвом, я многое узнал о системах охлаждения.
– А почему ты этого не сделал?
– Не хотелось связываться с управляющей компанией. На самом деле, я думаю, они бы упираться не стали, но клиента не очень беспокоят текущие расходы.
– Можно предположить, что он чрезвычайно состоятельный человек. Или чрезвычайно любит пиво.
Дейв показал пальцем на потолок.
– И то и другое. Он купил две четырехкомнатные квартиры. И эту целиком отвел под пиво.
Он прижал палец к губам, призывая меня соблюдать молчание и режим секретности. В дверном проеме появился невысокий худой человек с морщинистым лицом и длинными седыми волосами, собранными в хвост. Его ИМТ составлял, по моим оценкам, двадцать, а возраст – шестьдесят пять лет. Будь передо мной задача угадать его профессию, я бы сказал – сантехник. Если он действительно в прошлом был сантехником, а потом выиграл в лотерею, то клиентом он мог оказаться очень требовательным.
Он заговорил с сильным британским акцентом:
– Привет, Дейв. Товарища привели?