5%
Меня начинало клонить в сон. Не исключено, что это просто оформление перехода в режим строгой экономии. Что будет, если спасатели найдут меня без сознания? По всем внешним признакам можно будет заключить, что я уже давно мертв. Как они поймут, что произошло?
Быстро обдумав возможные решения, я достал нож и принялся вырезать на ближайшей ровной поверхности надпись: «Сначала подключите электричество». Немного подумав, добавил стрелку и сел прямо напротив ее конца. Затем снова встал и дописал сбоку: «я не шучу».
3%. Я уже не пытаюсь шевелиться. Глаза, кстати говоря, не закрываются — веки тоже перестали работать — но сознание готово отключиться в любой моме...
***
Возвращение тоже ничем не отличалось от обычного пробуждения. Разве что просыпаться с уже открытыми глазами оказалось непривычно. Я услышал холостое шуршание электродвигателей и чей-то разговор, который пока не мог воспринять. Хотя глаза еще не начали фокусироваться, я видел индикатор заряда: анимация указывала, что подключен внешний источник питания. Еще не осознавая ситуации, я непроизвольно попытался принять более удобное положение. И сразу же пришел в себя от испуганного возгласа и потока семиэтажного мата прямо над своей головой.
Я приподнялся в полусидячее положение и взглянул на окружающих людей. Их было всего двое: Мун и Габриель. Оба были в, мягко выражаясь, шокированном состоянии: выпучили глаза и потеряли дар речи. Габриель побледнел, Мун оказался выше этого. За несколько секунд напряженного молчания я восстановил в памяти предшествующие события и понял причину реакции команды.
К моему правому плечу был подключен силовой кабель, а на грудь налеплены датчики прибора полевой диагностики. На его дисплее справа от букв «HR», обозначающих частоту сердцебиения, светилась цифра 0. Цвет своей кожи я уже и не пытался описать.
Первым опомнился Мун.
— Это действительно ты? — с тревогой и подозрением спросил он.
Тут-то я и осознал, что говорить без дыхательных мышц не получится. Гортанный нерв, с которого мог бы считать сигнал экзокортекс, тоже не работал.
Я усиленно закивал головой, уже догадываясь, к чему клонит Мун — не заменили ли мне мозг сейчас? — а затем изобразил все известные мне жесты, несущие общий смысл «ничего не знаю». Параллельно я установил прямую связь с коммуникатором Муна и подключил виртуальную клавиатуру. Как бы странно не выглядело общение по радиоканалу с человеком в метре от себя, других способов у меня не оставалось.
— Знаю не больше твоего. Сам в шоке, — начал я.
— Просто чтобы быть уверенным: мои последние слова, дошедшие до тебя? — Мун все-таки не верил мне на слово.
— Что отступать надо в старый город, — ответил я, недолго думая.
— Да, верно... Извини. Что ж, теперь я тоже в шоке. Официально.
— Что происходит-то? — поинтересовался, наконец, Габриель. В ответ Мун просто подключил его к нашей беседе и продолжил:
— Тебе нужна реанимация?
— Очень.
— Мун перелез в переднюю часть салона и потыкал панель управления. Электролет поспешно вспорхнул, и на максимальной тяге понесся в сторону платформы. Габриель тем временем достал ящик с медицинским инвентарем.
— Я правильно понял, что ты сейчас работаешь на одном электричестве? — спросил он. Не будь моя голова занята совершенно другими мыслями, я бы вновь подивился его способности схватывать суть дела на лету.
— Похоже на то.
— То есть, либо ты...
— Да, я уже это обдумал. Есть лишь один способ понять, кто я, — написав это, я показал на свой затылок. Мун покачал головой, догадываясь, к чему я клоню.
— Сколько времени ты... биологически мертв? — спросил Габриель, проигнорировав последний комментарий.
— Практически с того момента, как разошелся с Хассаном. Около двух часов.
— Я, честно, понятия не имею, что делать в такой ситуации. Так что ждем до города. Пять минут уже не сыграют роли.
Тем временем Мун связался с оставшейся командой:
— Скотт, Хьют, кто там у вас еще на ногах… Нужны интегрируемые модули экстренного жизнеобеспечения, форм-фактор M, для рук и ног. Кислород и артериальные мультиплексоры, да. Немедленно. Нет времени объяснять. Да, жив. Все, за работу.
— А правда, зачем? — спросил я.
— Это я придумываю, как мы будем объяснять местным врачам, что произошло, — пояснил Мун.
— А, то есть ты готовишь легенду, что экстренное жизнеобеспечение у меня было изначально? — уточнил я.
Командир кивнул, но его следующие слова адресовались уже не мне:
— У нас большие неприятности. Нужна эвакуация, пока проблема не доросла до международного уровня. Да как угодно, главное — быстрее. Подробности опишу, пока будем лететь обратно, сейчас есть дела поважнее. Да, спасибо за понимание.
***
В местной больнице я оказался одновременно подключен к электросети, внутривенному питанию, аппаратам искусственного дыхания и кровообращения. Тут американское отношение «любой каприз за ваши деньги», вообще говоря, совершенно неуместное в медицине, сыграло нам на руку. Лишних вопросов никто не задавал. Едва обалдевшие врачи ушли совещаться, я, невзирая на неудобства, занялся тестом Пенроуза. К счастью, ученым удалось исключить из теста человеческий фактор, сведя его к своеобразной онлайн-игре, которую можно проходить снова и снова. Чем я и занимался.
Тест не выявил абсолютно никаких отклонений. Чем больше данных получала система анализа результатов, тем глубже утверждалась в моей человечности. Или, если точнее — в том, что мои способности ни в чем не уступают человеческим. Именно это проверял тест Пенроуза.
Меня это не успокоило. Результат лишь сильнее запутывал загадку. Будь он отрицательным — это объяснило бы все от начала до конца. Пусть правда и оказалась бы для меня смертельным ударом, я бы мог закончить ее поиски. Но реальность продолжала жадно держаться за свои тайны, все выше и выше возводя градус абсурда.
Постепенно мое тело оживало. Это сопровождалось ощущениями, похожими на уколы. Немного понаблюдав за ними, я отрегулировал позвоночник так, чтобы иметь лишь общее представление о происходящих внутри процессах. Кардиограф, наконец, выдал что-то, отличное от прямой линии, и система искусственного кровообращения притихла. Значок аккумулятора погас, и на меня навалилась беспрецедентная усталость.
***
Мое поле зрения застилала желтоватая дымка. Не то чтобы она была густой — скорее, видеть за ней было нечего. Высокая степная трава вокруг могла простираться на многие километры в любую сторону. Так что надо было найти другой способ ориентироваться.
Я прислушался и не услышал ничего, кроме вялого стрекотания насекомых. Принюхался… Да, вот с этого следовало начинать. Оказывается, я мог с нечеловеческой точностью различать запахи и даже приблизительно определять, с какой стороны они пришли. Фоновый сигнал — полевые цветы, понятно, всюду. Слабый запах гари — где-то далеко горит растительность. Но самый слабый, и, одновременно, самый настораживающий сигнал…
Запах смерти. В основном состоящий из продуктов разложения, но с примесью свежей крови. Такой запах был бы закономерен для поля продолжительной битвы, но мог иметь и более банальный источник. Что ж, лишь один способ узнать…
Первый источник сигнала нашелся довольно быстро. Навстречу мне из тумана вышел мужчина с южноазиатскими чертами лица, одетый в зеленый халат. Смотрел он вперед, но не на меня: то ли его зрение уже не работало, то ли я был для него невидим. Его лицо выдавало признаки истощения. Каждый следующий его шаг был медленнее предыдущего. Вскоре он остановился и закашлялся, орошая траву перед собой кровью; затем сделал еще пару неуверенных шагов и рухнул на землю лицом вниз. Я не стал задерживаться и осматривать его, а просто прошел дальше.
Из его внешности, окружающего ландшафта и положения солнца на небе я уже мог сделать вывод, что нахожусь либо в Монголии, либо в Казахстане, либо в юго-восточном регионе России (впрочем, сейчас все эти территории уже принадлежат Китаю). Я непроизвольно начал формировать свою гипотезу о причинах увиденного. А может, кто-то незаметно подсказывал ее.