Я перевалил холм, и передо мной, наконец, предстал основной источник сигнала. Небольшой поселок городского типа посреди степи. Для простоты будем все-таки считать его городом. Я остановился и принялся рассматривать его, используя свое необычайно острое зрение.
С первого взгляда уже можно было заключить, что причиной происходящего была не война. По крайней мере, не в обычном понимании. Не наблюдалось ни оружия, ни техники, ни какой-либо координации чьих-либо действий; однако, значительная часть домов была сожжена, а на обочинах дорог можно было рассмотреть несколько неподвижно лежащих тел. Я начал догадываться, с каким врагом столкнулся город. С тем, которого нельзя ни убедить, ни убить, ни даже увидеть.
Какой-то человек, перевязавший рот платком, еще сохраняет остатки здравого смысла: он стаскивает уличных мертвецов в кучи и сжигает их. Но не все способны оценить его рассудительность. Какой-то дурень подходит сзади и со всей силы ударяет его по голове дубиной. Смышленый человек присоединяется к уличным мертвецам…
Спустившись, я быстро убедился, что горожане меня не видят. Интересно, а я сам могу с ними контактировать?
Я выставил вперед руку, преграждая путь бегущей куда-то женщине. Соприкоснувшись со мной, она исчезла, и в тот же момент перед моим внутренним взором предстала модель чужого сознания, разобранная на висящие в воздухе детали, словно механизм. Структура очевидно синтетическая, упрощенная — в противном случае у меня не было бы и шанса узнать что-то из хаотического переплетения воспоминаний. Здесь же я без труда выделил фрагменты, имеющие отношение к развернувшейся снаружи сцене. И среди них ярким сиянием выделялась простая мысль…
«За что?»
Исчезновений своих сограждан окружающие также не замечали. Значит, в этот раз я никак не могу повлиять на происходящее. Остается лишь наблюдать… И учиться. Да, учиться — вот для чего предназначались все эти, казалось бы, бессвязные и бредовые истории. Каждая из них строилась вокруг какой-то идеи, или просто эмоции, которую я должен был ухватить. Наяву я бы задался вопросом, кто и зачем помещал меня в эти истории, но во сне казалось, что это не имеет значения — надо просто расслабиться и позволить течению нести меня. В конце концов, это всего лишь сон.
Поглотив еще пару жителей, я сложил законченную картину происходящего. Город существовал за счет животноводства — преимущественно мясного. И 21 век атаковал его сразу с нескольких сторон. Идеальные условия для передачи инфекций от животных человеку встретились с концом эры антибиотиков. Полная зависимость людей от климата встретилась с его резким изменением: в какие-то годы степь благоухала, но в другие обращалась в пустыню. Образ жизни, веками казавшийся надежным как скала, в действительности был лишь карточным домиком. Но думать о приспособлении уже поздно. Этот город, как и тысячи других по всему миру, обречен. При взгляде свысока казалось, что того он и заслуживает, будучи построенным на крови. Но вблизи…
По сравнению с этой ситуацией настоящая война была бы благом. Даже при том же конечном итоге — всеобщей гибели — она было бы куда гуманнее. И, в отличие от войны, все это можно было предсказать за десятилетия — а значит, и предотвратить. Так что же произошло? Нельзя сказать, что люди, распределяющие ресурсы на верхах, не были заинтересованы в судьбе этого конкретного города и потому бездействовали — те же проблемы ударили и по ним, пусть и другими углами. Точно так же нельзя сказать, что они не знали, что делать.
Из отдаленной части меня всплыл фрагмент некогда услышанного разговора. «Идет Вторая мировая. Вы — гражданин какой-то абстрактной демократической европейской страны…»
***
Отдых помог мне навести некоторый порядок во впечатлениях и теле. Все его органические составляющие болели на разные лады: мышцы, казалось, были утыканы тысячами иголок; легкие будто порвались на мелкие клочки, и все тело сковывал сильный озноб. Тем не менее, ясность мышления полностью восстановилась.
От искусственного кровообращения я успешно избавился. Врачи пообещали, что организм полностью регенерирует, так как большинство органов не успело пострадать. Проблемы намечались только с легкими: мои предосторожности не спасли их от морской воды, и она успела нанести значительные повреждения. Аппарат искусственного дыхания — к счастью, портативный — продолжал подавать в них очищенный и обогащенный кислородом воздух, чтобы компенсировать сниженную эффективность.
В таком состоянии мне и предстояло возвращаться в Европу. Механические конечности вновь выручали: без них меня бы пришлось нести. Вместо этого мы быстро добрались до посадочной площадки на крыше и загрузились в электролет одного из европейских посольств, по счастью оказавшегося в Бостоне. Тот перелетел в гавань и пристыковался сверху к транспортному гидроплану наших ВВС, который уже давно качался на волнах в отдалении от берега.
— Я понимаю, что это будет неудобно, но сначала мне нужно выслушать всю твою историю еще раз, максимально подробно, — сказал Мун, как только самолет взлетел.
Я обреченно кивнул, включил виртуальную клавиатуру и принялся печатать — голос пока работал очень плохо. На все ушло не меньше получаса, но командир терпеливо ждал.
— Ясно... У тебя есть гипотезы без сильных логических нестыковок? — спросил он, когда я закончил.
Я покачал головой.
— У меня тоже. А Алекс вообще волосы на себе рвал… Тест Пенроуза ты прошел?
Я кивнул.
— Ты уже, наверное, догадался, из-за чего я вообще втянул тебя в эту историю? Первые подозрения возникли, еще когда я интересовался тобой как свидетелем. Сначала менее надежные источники передали мне, что ты мертв, но в официальной базе данных твой статус так и не изменился. Я уже было решил, что произошла ошибка, но вспомнил эти подозрения, когда увидел, как ты от меня защищаешься. Ни один человек, рожденный естественным путем, в принципе не может так двигаться. Я поначалу предположил, что у тебя тоже химическая модификация мозга, и заинтересовался, так как был уверен, что тридцать лет назад подобные наработки были только у Китая.
— А твое нападение? — спросил я.
— Все-таки было случайностью. Я и узнал тебя не сразу, помнишь?
— Верно… Ладно, ну а с вами что случилось? Ты же не из-за меня эвакуацию запросил?
— Ты хорошо помнишь события непосредственно перед тем, как мы растерялись?
— Вполне. Провалов нет.
Тогда лучше просто посмотри запись, — сказал Мун, отправляя мне видео.
***
Сперва я подумал, что человек напротив камеры, держащий перед собой меч в предупреждающей позиции — Мун, но сразу же вспомнил, что камера и есть его глаза. Кажущийся парадокс легко разрешался предположением, что перед Муном стоял другой Непобедимый. Кроме того, он был одет иначе и окружен боевыми роботами узнаваемой Бостонский компоновки. С видимым трудом экзокортекс нашего командира распознал лицо незнакомца. Через пару секунд после начала записи Фай Чинг ухмыльнулся и проговорил:
— Надо же, джедаи проникли на звезду смерти. Мог ли сюжет в принципе развиться иначе?
Мун держал свой меч в аналогичной позиции — параллельно полу на уровне лица. Он пытался не терять противника из виду и одновременно осматривался вокруг. Глазная оптика сильно искажала очертания объектов, не находящихся в фокусе, и я мог быть уверен лишь в том, что место действия — крупное, тускло освещенное помещение, явно не 1317. Я практически слышал, как трещит мозг Муна, спешно подыскивая подходящий ответ.
— Не намереваешься ли ты подыгрывать под сюжет? — усмехнулся он.
— Отнюдь. Аналогия была более поверхностная.
— Тогда могу я поинтересоваться, к чему весь этот фарс? Закон жанра требует, чтобы объяснения предшествовали действиям.
Непобедимые синхронно опустили мечи, но пока не убирали их из рук.
— Знаешь, я думал задать тебе тот же вопрос, — ответил Фай. Он, похоже, наслаждался попытками бывшего товарища выкарабкаться из ловушки. Дав ему достаточно времени, чтобы разозлиться от бессмысленности полученного ответа, он внес уточнение, — Что за игру ты тут ведешь? Почему одно твое присутствие работает как волшебный ключик к самым безнадежным загадкам? Будто бы улики сами вылезают на тебя посмотреть. Что, я для них менее привлекателен?