Ну, страх и боль – это понятно. Просто давление воздуха упало и мне перестало его хватать. На всякий случай, когда буду в городе, надо заехать в поликлинику и снять кардиограмму.
Размышляя таким образом, я незаметно опять заснул под шум дождя и проснулся ближе к полудню. В зашторенные окна ярко светило солнце.
Остаток дня и вечер я провел в военном лагере, где руководство надумало провести медицинский осмотр наиболее отстающих по физической подготовке «бойцов». Вообще-то, обследование делается перед тем, как принять человека в такой лагерь. Я был удивлен обилием учебной военной техники и, конечно, дисциплиной. Однако более всего меня удивило то, что я не встретил ни одного представителя медицинской службы.
Военные лагеря – это одни из тех немногих, в финансировании которых принимает участие государство. Странно, что никто не позаботился о медицинском обеспечении. Но после разговора с начальником выяснилось, что в лагере имеется несколько комплектов первой помощи и двое студентов-медиков, которые умеют с этим обращаться. Для всех остальных случаев есть радиостанция, по которой вызывается вертолет с настоящей военной базы.
Начальник лагеря пригласил меня поужинать. Это был лет-майор примерно моего возраста, так что мне пришлось долго и вежливо отказываться сначала от стакана со спиртом, потом от поездки к девицам в соседний лагерь (почему-то обязательно на бронетранспортере), а затем и от предложения переехать к нему в лагерь на полное обеспечение и приличную зарплату. Вознаграждение за медосмотр, и верно, было щедрым. Предложенный вариант можно рассматривать как резервный. В качестве дополнительной благодарности я получил целый вещмешок консервов.
К себе в лагерь я возвращался не один. Пятерым наиболее отличившимся солдатам были выданы увольнительные на двое суток и те радостно набились в мой «УАЗ». У поворота я высадил их ждать попутки в город, а сам неторопливо припарковал машину на полянке. Вечерний воздух был свежим и прохладным, пахло дымком. Я почувствовал, что устал.
Когда я вылез из машины, Лиза и Шнырь разводили костер.
- Добрый вечер! – сказал я.
- Привет! – ответили мне они, а Шнырь извлек из кармана пивную бутылку и круг дешевой колбасы.
- Лиза не пьет принципиально, наверное, беременная, - сообщил Шнырь, - а мы с тобой сейчас пивком угостимся.
- Иди, - сказала Лиза, - к черту со своими плоскими шутками! С чего это доктор, уважаемый человек, будет пить с тобой это дрянное пиво? Ты его для себя купил.
- Нет, ребята, в хорошей компании и дрянное пиво сойдет, поэтому не спорьте, - ответил я, - А компания у нас хорошая. Но пиво я не хочу, голова болит. Не обижайся, Шнырь.
Шнырь улыбнулся и принялся жарить колбасу на огне. Шкурка загорелась, жир стал капать в огонь.
- Ну, от колбаски-то тебе не отвертеться!
Я глянул на себя в зеркало. Лицо бледное, помятое, круги под глазами. Головная боль, взявшись непонятно откуда, пульсировала в висках. Не так чтобы очень сильно, но противно.
- Я к реке, морду лица сполоснуть, - сказал я, захватил полотенце и пошел умываться. Кроме того, у меня созрела одна мысль.
Холодная хрустальная вода с шипением и брызгами перекатывалась через крупные валуны. Я вылил на голову почти целое ведро, прежде чем немного пришел в себя. Впечатление было таким, будто я пьянствовал всю ночь и утро, а затем кто-то хорошо побил меня. Закатав брюки и держа кроссовки в руке, по колено в воде я добрел до небольшого обрыва, который приметил еще на рыбалке. Невидимый с берега, у воды рос пышный розовый куст. Цветки уже распустились, на лепестках сверкали капли.
Осторожно срезав два белых бутона, я вернулся на поляну. Совсем стемнело. У костра осталась одна Лиза.
- А где Шнырь? – спросил я.
- Пришел Раккун, его приятель. Куда-то срочно ушли. Ты же знаешь, алконавты со своими гостями сегодня в полночь играют какую-то оперу про силы тьмы. Шварц, как узнал, побежал выгонять их отсюда, военными грозил и полицией. Но те, вроде, показали ему видеозапись, да еще бесплатно играют, короче, сговорились. Будто бы, старинная опера. Народ из соседних стойбищ с утра уже тянется. Шнырь с Раккуном чем-то помочь алкашам обещались, вот и побежали, - рассказала Лиза.
- Я слышал об этой опере, - сказал я, усаживаясь напротив, - это о борьбе света и темноты. Ее исполнение принято начинать в полночь. У тебя есть черная куртка?
- Найду… А зачем?
Я встал и принес ей два цветка.
- Один из них – на твою куртку, второй – дай той девушке, которая поблагодарила тебя за суп. Вот тебе и контраст света и тьмы.