В стране, отличающейся длительным традиционным нейтралитетом, была созвана международная конференция по разоружению. Эта конференция отнюдь не походила на все предыдущие, ибо она опиралась на принцип практической невозможности военных действий, а не апеллировала к страху перед грядущими несчастьями. Войн не будет!
Володя, щелкнув пальцами, попросил у Алика папиросу, усмехнулся смущенно: ну, мол, как?
— Насчет ничейных пол-очка просто здорово, — сказал Алик.
— Теперь твоя очередь, Алимжан Хайдарович.
Алик подбоченился и смешно вытянул лицо, что, надо полагать, означало эдакий вдохновенный порыв в будущее.
— После Володи мне остается лишь развить некоторые детали.
…Закон сохранения энергии не был опровергнут. Процессы, вызываемые в кристаллических структурах потоками специфического излучения, были основаны на ранее неизвестном явлении — высвобождении энергии теплового движения. Это опровергало второе начало термодинамики. В монографии, посвященной эффекту дробления, были такие слова: «Этот процесс мы называем цепным резонансом. При нем энергия разрушения межмолекулярных связей черпается в самом разрушаемом веществе — в энергии его теплового движения. Поле лишь создает условия возникновения резонансов».
Сам автор эффекта член-корреспондент Завалишин Владимир Сергеевич во главе экспериментальной группы разрабатывал новые варианты излучателя. Ведь этот прибор — не только оружие, но могучее средство в руках шахтеров, строителей, дорожников. Инженеры и изобретатели находили неожиданные области применения эффекта — от виноделия до очистки паровых котлов от накипи.
Автор эффекта получил приглашение на конференцию по разоружению. И когда над трибуной появилось его красивое, талантливое, всем отлично знакомое по многочисленным фотографиям лицо, присутствующие встали и…
Так никто и не узнал, что произошло дальше, ибо обладатель красивого, талантливого, всем хорошо знакомого лица больно стукнул рассказчика локтем.
— Бред обалдевшего первокурсника, — присовокупил Володя. Ему было и неловко, и смешно. Сколько еще детского в потаенных уголках души! Ох, как эти увлекательные прогнозы далеки от действительности. Вот она, действительность, — громоздкий, уродливый, никак не желающий работать прибор.
— А ордена? — возмутилась Ирочка. — Почему не сказали про ордена? Я тоже хочу горбушку славы.
— Пожалуйста, — любезно сказал Алик. — Твоя очередь, раздавай награды.
Девушка поскучнела, кинула взгляд на часы и заторопилась.
— Уже неинтересно, да и бежать пора. Я давно из дому, мама начнет волноваться.
Ушла. Надо бы ее проводить, но Володя не двинулся с места.
— Еще успеешь догнать, — сказал Алик.
— Давай работать.
Алик настороженно поглядел на приятеля и развел руками.
— Ну так откуда ты выудил эту постороннюю частоту? — спросил он.
— Не знаю. Надо считать.
Считали. Цифры, формулы, цифры. Второй, пятый, десятый вариант. И конца этим вариантам не предвиделось.
Бурчачок
В самой глубине двора около здания сектора руками энтузиастов был сооружен навес. Его обнесли заборчиком, выкрасили ярко, в современном стиле. Установили столики. С обеих сторон к навесу склонялись густые клены, и в летние дни это было благодатное место.
— Как по-узбекски уголок? — спросил однажды Завалишин.
— Угол — бурчак, — ответил Алик.
— А уголок — бурчачок?
И с тех пор за павильоном прочно закрепилось это название.
У бурчачка имелось важное преимущество. Один из его выходов располагался против институтского склада, а второй против лестницы, которая вела в библиотеку. Это порой позволяло оправдать свое присутствие в райском уголке. «Вот, понимаете, шел на склад и решил докурить». А на складе висел угрожающий плакат — «Огнеопасно. Курить воспрещается. Штраф». Или же, имея в руках что-то печатное, можно было сказать, что выскочил из библиотеки и решил в холодке просмотреть статью по своей теме.
В бурчачке играли в шахматы, в домино и в настольный теннис. Здесь курили, обменивались новостями, откровенно, так сказать, по гамбургскому счету оценивали научные успехи, и зачастую диссертация, получившая на защите единогласное утверждение, подвергалась в бурчачке такому разносу, что диссертант только поерзывал и малоубедительно сваливал на своего руководителя: «Я ему тоже говорил… Я тоже недоволен…».
Бурчачок — учреждение сугубо демократическое, и тут можно было излагать любые сногсшибательные идеи и опровергать общепризнанное. Павел Петрович Бобылев, находясь в умиротворенном состоянии духа, с удовольствием заглядывал сюда и утверждал, что здесь царят нравы Запорожской сечи. Павел Петрович благожелательно выслушивал сумасшедшие идеи, посмеивался, а затем со вкусом уличал своих мальчиков в забвении каких-либо основных законов природы. Но порой и мальчики загоняли профессора в тупик. Бывало и так, что после шумной дискуссии спорщики торопливо разбегались по лабораториям, а через некоторое время демонстрировали в бурчачке авторские свидетельства и оттиски своих статей, относящиеся к предмету спора.