— Дангаса! — гаркнул Алик. — А ну вставай.
— Дангаса — это лентяй?
— Именно так, коллега. Будем пробовать все режимы подряд.
— Считаешь, что так нужно?
— Другие предложения у тебя есть?
— Надо достать курево.
Алик подумал и сообщил, что у сторожа не разживешься — дежурит некурящий и непьющий Маткаримов.
— Пошли грабить прохожих, — сказал Завалишин.
В верхушках тополей запуталась круглая, какая-то уж очень запыленная луна. Слепя фарами, едва притормаживая на перекрестках, проносились ночные машины. Сонно подмаргивал желтым совиным глазом светофор. Горела зеленая реклама, призывая хранить деньги в сберегательной кассе. На товарной станции трубно перекликались тепловозы.
Шел навстречу прохожий. Увидел двух подозрительных типов и проскочил бочком.
— Дяденька! — негромко позвал Володя.
Прохожий убыстрил шаги, оглянулся, затем побежал.
— У нас с тобой, товарищ Хайдаров, явно криминальный облик. Тихо. На той стороне вижу парочку.
Володю с Аликом тоже заметили. Парень настороженно поглядывал на расшалившихся научных сотрудников, загораживая спутницу. Алик из носового платка сконструировал некое подобие пистолета.
— Добрый вечер, — галантно начал он. — Простите за нескромный вопрос, мадемуазель. Ваш кавалер травит себя никотином?
— Ну вы, — сказал парень. — Полегче.
— Не бежать! — угрожающе скомандовал Завалишин.
Промчавшаяся автомашина ослепила его. Девушка хихикнула, разглядев их добродушные физиономии.
— Володя, — успокоила она спутника. — Ребята дурака валяют.
— Тезка! — обрадовался Завалишин. — Алик, убери оружие. Разговор будет сугубо мирным. Володечка, золотко, тезка, курить есть? Умираем, а нам еще до утра загорать.
— Есть, — недоверчиво буркнул парень и вытащил пачку сигарет.
— Гм, не та марка, но дареному коню… А дома у тебя еще одна пачка найдется? Отлично, тогда разделим по-братски. Тебе пяток до дому добраться, а нам остальное. Могу уплатить. Я грабитель честный. Не верит, чудак! Алик, покажи свое удостоверение, вот — читайте, старший научный сотрудник. А я пока младший, но скоро буду академиком, если только по дороге меня не перехватят дружинники.
Парень натянуто хохотнул и прибавил громкость транзисторного приемника.
— Найди последние известия, — попросил Алик. — Как там наши сыграли?
Послушали, огорчились — опять наши крупно продули. Парень оказался серьезным болельщиком. Потолковали о вратаре, об очках, которые еще можно набрать, о нападающих. Парень был оптимистом и уверял, что в Ташкенте наши себя еще покажут.
— А вы атом расщепляете? — полюбопытствовала девушка.
— Атом? Какие пустяки. Камушки расщепляем — вот это серьезно. Ну, сенк ю, вери мач, — сказал Алик и прощально помотал ладонью. — Заходите, ребята, к нам, вот напротив и во двор, сектор дробления горных пород. Будем рады.
Сзади послышался смех.
— Ученые… — проворчал парень. — Они все немного того…
Легонько кружилась голова, язык щипало табачной горечью, в горле пересохло. В десятый, в двадцатый раз переналаживали установку ТВЧ, передвигали излучатель, меняли частоты.
Володя потер пальцами веки, шумно вздохнул. Пропади оно все пропадом! Не хочет излучатель воспроизводить эффект дробления. Со злостью ткнул пальцем в подставку прибора и вздрогнул. Завыл, завибрировал автотрансформатор! Как в прошлый раз! Володя настороженно вглядывался в кусок известняка, положенного на железный лист. В испытательном образце пока не происходило изменений, но Володя чувствовал, что этот долгожданный эффект воспроизведен вторично. От глыбы открошилась песчинка и звонко упала на металл. Еще одна, еще…
Володя на цыпочках вышел из лаборатории, приоткрыл дверь термички, поманил Алика пальцем.
Они стояли у верстака и молча следили за тем, как белая глыба рассыпается в пыль. Володе казалось, что в прошлый раз процесс происходил значительно интенсивнее. Он потянулся к излучателю, намереваясь сдвинуть его.
— Не трогай, — остановил Алик.
— Забавная картина, верно?
— Вижу, но себе не доверяю.
Внезапно гудение прекратилось, с экрана осциллоскопа пропали хитрые, запутанные кривые, и вспыхнула яркая неподвижная точка.
— Мы ведь ничего не изменяли, — бесцветным голосом произнес Володя. — Теперь я понимаю, что чувствует воздушный шарик, когда в него ткнут иголкой. Я испекся. Меня нет. Больше не могу. Ну и скользкая штука, вроде ухватил ее, а она опять увернулась.