Володя откинул клапан и выбрался на воздух. Все, кто остался в лагере, толпились у караковой кобылки, на которой разъезжал начальник отряда Дусенов. Тот размахивал камчой и громко ругался. Плакала Марина Николаевна.
— Куда смотрели? Сколько раз говорил — следите за кровлей! Поменьше надо с бумажками сидеть да отчеты писать!
— Следила же я! Кровля же не обрушилась.
— За всем надо следить, растяпа!
— Ну что делать-то теперь?
Володя тихонько спросил Витьку-моториста о причине шума.
— Вторую штольню завалило.
— Там кто остался?
— Эдька, Ханходжаев и Ревякин.
— Живы?
— Кто знает…
— Где эта вторая штольня?
— У «медвежьего хвоста». Вот хвост и сковырнулся.
Дусенов вскочил на кобылку.
— Лопаты, ломы, свет. Чтобы света было вволю. Витька, готовь машину, да гони ее побыстрее через перевал.
Хватали инструменты, вынесенные завхозом, и бежали. Володя тоже вытянул первую подвернувшуюся лопату. Побежал по склону вверх. Скорей, скорей. Дыхание сбивалось. Икры ног отяжелели. Эдька-гитарист в завале!
Ох, как колотится сердце!
Вот она, штольня! Среди чахлой травки торчали глыбы камня. Левее и выше здесь возвышался каменный столб, прозванный «медвежьим хвостом». Этот столб почему-то грохнулся и заткнул вход в штольню.
Обломки окапывали лопатами и выкорчевывали ломами, откатывали в сторону и со злостью пускали вниз. Глыбы нехотя, неторопливо начинали переворачиваться по склону, а затем с грохотом хлопались в реку.
Дусенов утер лицо, всадил лом в трещину.
— Марина Николаевна, а если взрывчаткой?
— Плохая кровля. Может совсем завалить.
— А будь оно неладно… Нажали, парни!
Володя кидал, кидал, кидал землю. Перед глазами стояло развеселое лицо Эдьки Асцатурова. Вспомнил его геологическую песню: «Мы проходим по горным осыпям…» Не всегда удается пройти… «В города возвращаемся осенью…» Дай-то бог, чтобы вернулись. Эдька собирался осенью поступать в геофизический техникум… Надо кидать землю, обкапывая глыбы. Как они глубоко воткнулись в мягкий покровный слой! На ладонях быстро вспухли водянистые пузырьки. Спортсмен, называется!
— Где этот Витька! — заорал Дусенов.
Вогнать лопату, башмаком впихнуть ее глубже, рывок всем телом — ик-эх! — в сторону. И вновь все сначала. Саднили лопнувшие пузырьки, но все равно надо копать. Может, там ребята задыхаются? Нет ничего страшнее удушья, когда рот разинут, а воздуха не хватает и медленно гаснет сознание…
Проклятый «медвежий хвост»! Излучателем бы его в песочек. Рискнуть? Ведь схема собрана.
— Дусенов! — крикнул Володя. — Я за Витькой и, может, что-нибудь придумаю.
Он бежал вниз, не разбирая дороги, скользил, падал, хватаясь за кустарник, за камни, поднимался и вновь бежал.
Излучатель
Витька закручивал гайки на клеммах генератора.
— Самую яркую лампу мне, — скомандовал Завалишин.
Он почувствовал, что его уверенный тон воспринят как должное. Ему верили, ибо другого выхода не было. Его не спрашивали, что он собирается делать, лишь торопливо выполняли его приказания — разматывали шнур, выносили из грузовика приборы и инструменты. Когда, кроме бессильной ярости, ничего не остается, любая, самая бессмысленная деятельность кажется спасительной.
— Витька, вот тебе вольтметр, — сказал Завалишин. — Подключи его к своей трещотке и следи, чтобы стрелка не колыхнулась. Если, как всегда, начнет прыгать — прибью.
Пробежал глазами схему, проверил прочность скруток. Вроде бы все правильно.
— Давай, Витя!
Вздрогнул, стариковски откашлялся и затарахтел дизель. Мерно начал пульсировать оранжевый глазок сигнальной неонки — прыгает напряжение. Крикнул Витьке. Тот покопался в регуляторе скорости, и неонка успокоилась. Завалишин коротко передохнул, потянулся к рукоятке пакетника. Малодушно подумал, что сейчас ничего не получится…
Раздался негромкий щелчок. Завалишин проверил накал ламп и взялся за верньер генератора стандартных сигналов. Осторожно сдвинул его с места. Вот сейчас будет та заколдованная частота! Дошел, но по гудению понял, что эффект не возник. Резковато повернул пластмассовый диск и вздрогнул.
Заурчало, завибрировало. Володя ни на кого не посмотрел, не сделал ни одного движения, но все вокруг поняли: удалось. Что именно удалось, никто, разумеется, не знал.
— Свет, — негромко потребовал Завалишин.
Марина Николаевна схватила переноску и направила луч на панель прибора. В вечерней тишине отчетливо слышались два разнохарактерных звука: ритмичное посапывание движка и вибрирующий вой излучателя. Володя поудобнее взялся за панель и встал. Он был теперь совершенно уверен в успехе. Эта интуитивная уверенность возникла раньше, чем понимание.