Какое счастье, что мне довелось родиться и жить в насквозь продажно-коррупционной стране! Ибо только благодаря этому, зная нужные адреса и явки, которые всегда были необходимы родителям в их номенклатурной бизнес-деятельности, мне удалось без проблем, а всего лишь за большие деньги, получить все требуемые документы на новое имя, новую, прежде не существовавшую личность.
Кроме денег, для этого потребовалось два месяца беготни по инстанциям и жуликам, по жуликам и инстанциям. В половине случаев мои дорожки приводили дважды, а то и трижды в одно и то же место: в инстанциях сидели жулики, собирающие деньги со всех желающих что-то у них получить. Даже по закону. Ну, а уж когда без закона, аппетиты их хотелок не знали ни границ, ни удержу. Спасибо папиной школе: я знала, куда обращаться, как разговаривать и даже способы эффективного торга. Хотя на некоторые вещи есть чёткий прайс, и ничего выторговать было невозможно.
Сумасшедшие деньги перекочевали в карманы десятка чиновников. Зато через два месяца у меня на руках были все необходимые для гражданина этой дивной страны документы, вплоть до зарубежного паспорта. Наверное, нечто подобное происходит в банановых республиках, когда людям надо полностью сменить свою легальную личность, спрятаться, сбежать или просто залечь на дно. Так ведь в моём-то случае и хорошо, что мы, как они! Что бы я делала в какой-нибудь законопослушной Европе? Как бы жила дальше? Загадка.
Всё это время я обитала в арендованной маленькой «однушке» на краю московской географии. Это единственное, что стоило недорого, но и вполне соответствовало цене по своему убожеству. Временно, временно, ненадолго! — успокаивала я себя.
Весь «технический» период я лишь иногда давала себе время на размышления обо всем произошедшем: что происходит со мной, как я себя чувствую, стоило ли вообще…
Нет на свете моей дочки Лизоньки. Ну, и не надо, всё равно её у меня отобрали, я ничего о ней не знаю с тех самых пор. А, может, у неё всё сложилось плохо? Какие там были приёмные родители? Типа моих, из номенклатуры, тупо купившие себе куклу? Ничего хорошего от таких ждать не приходится, мне ли не знать? Стопудово изувечили жизнь девчонке. Эта публика по-другому не может, они же порченные, уроды, в чём-то даже нелюди. Если ты в этой тусовке, то с тобой всё, абсолютно всё не в порядке.
Я не провела несколько месяцев в беспробудном блядстве, будучи в изменённом сознании и искренне мня себя жрицей и богиней самой Любви, которую все обожают, которая дарит людям нечто прекрасное и ищет своё единственное счастье среди прекрасных юношей — сынов самого благородства. И никто не смеялся надо мной, как смеются над безумной грязной идиоткой в обносках, выплясывающей около помойных баков, но воображающей себя балериной Большого театра в роли Одетты. Не было этого моего позора, не было. А в памяти просто дурной сон.
Не родился и не умер мой Мишенька.
Не было меня с моих двенадцати лет, а, значит, не было ничего того, что сделало меня тем гадким существом. Я могу начать жизнь с чистого листа, меня просто не существует пока что, я рожаю сама себя заново, просто сразу взрослой.
Так каково мне теперь — без груза прошлого? Хотя ведь я всё помню, помню, что случилось, но в результате не случилось! Что же тогда я помню? Несуществующее былое. Былое небылое. Его нет. Я ничего не натворила, из-за меня никто другой не погиб, я сама не стала дерьмом. А кто же я теперь? Ведь любой человек состоит из своего прошлого, из тех событий, что его формировали. А если события отменены? А если прошлое изменилось? Изменилась ли я? И могла ли измениться я, которая пережила всё то, что вроде бы сама же изменила, отменив?
А разве я ничего не натворила? Разве никто не погиб? А 12-летняя Таша? Ведь я убила её, значит, я все-таки убийца. Я преодолела тот барьер, который есть у каждого нормального человека и отделяет его от нелюдя. Я смогла убить живую девочку. Не в схватке за жизнь, не защищая своё жалкое существование, а спокойно и обстоятельно подготовившись к убийству. Так ведь это же была я сама, только в прошлом! Но ведь Веня говорил мне, что нас будет двое — два сердца, два мозга. Значит, в эти полчаса были две жизни, а потом осталась одна. Потому что другую я убила. Смогу ли я жить с этим? Боюсь, что смогу. Ведь в принципе я не изменилась как личность. Как была дрянью, так ею и осталась. Тогда почему меня мучают эти вопросы?
Пока не могу разобраться во всём однозначно, если говорить о логике событий. Но, безусловно, чувствую лёгкость, будто после сброшенного со спины груза. Что же получается? Груз — это то, что мы совершили, и про это всем известно? А если никто не знает, то груза нет? Или у меня просто нет совести, а совесть — это по-любому груз, вне зависимости от того, знает ли о твоих пороках кто-то или только ты сам наедине с собой прекрасно осознаёшь, какое ты дерьмо?