Так что уложить меня в постель было делом простейшей техники. Только это тоже надо было делать красиво: ребята быстро смекнули, на каких нюансах у меня бзик, как необходимо действовать, чтобы не спугнуть и получить массу удовольствия. Да, я доставляла массу удовольствия тем, кто признавался мне в вечной любви. Даже когда ещё сама не была уверена, что люблю «по-настоящему». Влюблялась же в каждого признавшегося, сразу находя в нём огромную массу положительных черт и достоинств. Мои однокурсницы могли обораться мне в уши, что тот парень нечист на руку, а этот трахает всё, что подаёт признаки жизни, а вон тот тупой, как пробка, первый кандидат на вылет в ближайшую сессию…
Бессмысленно, я ничего не слышала. В моих ушах звучало «Я тебя люблю и буду любить вечно!», сказанное накануне юношей, глядевшим мне в глаза и целовавшим мою ладошку. В общем, эти слова были паролем, кодом доступа к моему телу. Такой вот глупый морок.
В тот период разум, очевидно, отказал мне весьма капитально и надолго. Он решил отдохнуть, что ли, и почти все свои функции передал чувствам. А им (чувствам) хотелось бесконечной любви и тепла. Безголовые, безмозглые чувства в отсутствии разума творили чёрт знает что, лишь бы моё адское желание быть для кого-то самой важной и нужной получало удовлетворение.
И вон их сколько тогда собралось – тех, кто меня «любил» – десяток уж точно! А я никак не могла решить, кого же люблю сама. Поэтому мои «романы» затянулись. Представить себе только: сразу с десяток романов!
Легко понять, что и как обо мне говорили в институте, как ко мне относились. А я, идиотка, всего этого не замечала. Я была погружена в себя и в свои рассуждения, диктуемые отнюдь не мозгом: кого же люблю я сама, кто составит моё счастье и кого я сделаю самым счастливым на свете. Представить себе, какой хохот стоял там, где собирались вместе мои «принцы», как они обсуждали всякие детали и ситуации, как делились друг с другом… мною! У парней тогда появилась весёлая игра в общую куклу Барби. Как здорово! Можно считать, что мне ещё повезло: они не были законченными негодяями, поэтому им не пришло в голову устроить, например, со мной «группешник». А ведь могло бы… Но негодяями они были только начинающими, ещё сопливыми мальчишками, всего лишь, как пел наш классик, парнями «с прыщавой совестью».
Дома… А что – дома? Дома был привычный ад, где я обитала рядом с чертями, любящими полакомиться человечинкой, но ведь ко всему привыкаешь, даже к такому соседству. Эти двое так и продолжали существовать в моём мире без лиц и с голосами роботов. Особенный ужас на меня наводил их смех. Я аж вздрагивала, потому что слышала механическое «ха-ха-ха». Если кто помнит «смех» Фантомаса из старенького французского фильма, то может себе представить, о чём я.
– Что ты на меня так смотришь? – удивлённо спрашивало пятно маминого лица, отсмеявшись после рассказанного отцом анекдота.
– Вы оба так смеётесь… Особенно ты.
– Как? – кажется, судя по интонации, мать спросила это, кокетничая. Ну, да, ей же нередко льстили, что у неё «серебристый, переливчатый смех, будто бисер рассыпали».
– Ну… так… как машина, – буркала я в ответ, жалея, что не сдержалась.
– Это как понять? – в мамином голосе не осталось и подобия улыбки.
– Никак, просто так, ничего, глупость, – скороговоркой тараторила я и торопилась покинуть общее с ними помещение. Вообще-то жить в одном доме с монстрами несложно совсем, если пересекаться исключительно в столовой, за обедом-ужином, а иногда и этим манкировать, умудрившись перекусить заранее или позднее, прокравшись к холодильнику ближе к ночи.
Дом – лишь убежище от внешнего мира, место еды и сна. Любви, тепла и общения я искала где-нибудь ещё. И нашла всего этого много, да… Выбирала, дура! Я думала, что выбираю из всех любовей одну самую настоящую! И что не могу никак выбрать только потому, что они все хороши, каждая по-своему.
Нет, с расстояния сегодняшнего дня это не выглядит даже приблизительной нормой. Что тогда со мной происходило? Очевидно, всё же сказались последствия психологической травмы и лечение психотропными препаратами. А так как прочее моё поведение влилось в положенные рамки принятой социальной нормы (училась хорошо, всегда возвращалась домой, где послушно готовилась к занятиям, регулярно выносила мусор и пылесосила квартиру), остальное никого не интересовало. А кого, собственно, должно было интересовать?