Тем временем я заметила, что по рунету стихи Стива в моём переводе за подписью «Пушкин из Рая» довольно бодро расползаются по блогам и сайтам. Мой «Пушкин» становился популярным!
Ради очистки совести я вновь решилась поговорить со Стивом. Обрисовала ему ситуацию, рассказала про «Пушкина». Стив задумался на пару минут.
– Это будут реальные деньги?
– Нет, – честно ответила я. – Это будут жалкие подачки, которые мы с трудом станем выгрызать из издателей. С кровью и скандалами. А размер гонорара… ну, пара банок растворимого кофе в месяц плюс один раз заправить наши тачки бензином.
– Это даже любопытно. А настоящему Пушкину они платили бы по-человечески?
– Нет. По их мнению, он и так им должен был по гроб жизни. Раз ему был дан дар, то он обязан им делиться со своим народом. Бесплатно. А народ ему за это заплатит любовью и, так уж и быть, обессмертит его имя. Да, собственно, почему ты спрашиваешь «платили бы»? Ему и тогда платили, но совсем не те деньги, на которые он мог бы существовать! А ведь он, как у нас любят цитировать одну известную поэтессу, «наше всё». Как бы тебе поточнее перевести, чтоб ты понял это определение?
Стив пожал плечами и махнул рукой.
– Ладно, делай, что хочешь, только не морочь мне этим голову, окей? Прости, но переводы на русский, суахили и фарси меня очень мало интересуют. Вот если бы на китайский… – и он глубоко задумался.
Ну и хорошо, ну и меньше возни. Я ответила всем страждущим, что они могут издавать «мои стихи» совершенно свободно, не заморачиваясь проблемой оплаты, ибо «Пушкин» прекрасно понимает, в каком бедственном положении находится русская культура.
Вот как в России стали издавать «Пушкина из Рая». Критики заходились в восторге, и вся поэтическая братия страны создала себе образ нового таинственного кумира с островов, в которого вселилась душа великого русского поэта.
И теперь уже русские композиторы стали писать музыку на слова Стива в моем переводе, а не эстраде в моду снова вошли романсы, правда в исполнении все тех же безголосых попзвезд. Пару раз я посмотрела и послушала этот кошмар, больше не смогла и, естественно, Стива этим не тревожила. Я всё же люблю своего мужчину.
Теперь я уверена, что поэзия Стива останется на века. За последние несколько веков мало было таких поэтов, сейчас, может, он один и есть. В английской прессе его называют не иначе как первым гением третьего тысячелетия. А у меня он уже второй гений. Зато родина автора «Гамлета» щедро оплачивает труд своего Шекспира номер два и с нетерпением ждёт новых пьес, стихов, сценариев.
А гений со своей музой (это я скромно так про себя) засели навечно в норке и не желают носа казать в большой мир. Сколько раз, несмотря на категорические запреты Стива и предпринятые меры конспирации, к нам пытались проникнуть репортёры и папарацци всех мастей – а вот фиг! А уж как напрашивались на встречу важные «генералы»-литературоведы – Стив стоял насмерть: всё общение, любые вопросы только через интернет. В итоге он лишь подогревал интерес к своей персоне, а, соответственно, и к своему творчеству. Гонорары росли. И опять же только я знала, что никакая это не рекламная стратегия, а социофобия Стива, по причине которой он и сбежал однажды из большого мира, будучи уверенным тогда в собственной ничтожности. Ощущение никчёмности прошло, а социофобия осталась. Я знала, что изменить отношение к себе как к чему-то гадкому, стыдному, можно одним способом: убив себя прежнего. Но такой вариант я, к сожалению, не могла предложить возлюбленному.
С другой стороны, меня вполне устраивало наше затворничество в этом удивительном месте. Я вообще убедила себя, что нахожусь в настоящем раю, а кто ж после Адама и Евы, сам хочет покинуть рай?
И ещё появилась одна странная шальная мысль о моём бессмертии. Ведь я уже однажды умерла. И хватит! В раю не умирают, в этом его смысл и суть.
Когда-то жизнь моя была грешной и страшной, и ненавидела я себя хуже смерти. Причин для этого больше нет. Нет, не так… Причин и не было. Та жизнь и та женщина никогда не существовали. А я, безвинная и чистая, заполучила положенный за безгрешность рай. Всё верно! И смерть меня, наверное, не отыщет, ведь в её списке я уже зачёркнута, не так ли? Я придумала ответ на свой самый страшный вопрос. Я не детоубийца, я только уничтожила пороки и мерзости, которые должны были расцвести буйным цветом во взрослеющей Таше. И я спасла Ленку. И я открыла миру Стива. Я даже Россию осчастливила новым Пушкиным. Значит, мир хотя бы чуть-чуть, но стал лучше. А преступление не может сделать мир лучше, правда?