Я вернулся в кабинет и там, стоя перед зеркалом, поправил галстук и пригладил волосы ладонью. «Растрепанный»? Странно. Вроде теперь, в строгом костюме, я выглядел довольно аккуратно. Впрочем, я удостоился чудного комплимента «ниче такой» и этого мне на сегодня, наверное, хватит. Все еще не спеша отойти от зеркала, я прищурился и изобразил свой лучший испытующий взор. Хм… ну, явно не Фрейд и даже не Юнг, но вполне похож на серьезного специалиста. Хотя, видимо, настоящий психолог должен был с ними познакомиться. И, естественно, не думать в этот момент о багровых ушах.
Какое-то время я разбирал бумаги своей предшественницы, перетряс несколько папок с различными методиками, сценариями корректирующих игр, потом стал рассматривать карточки со своеобразным психологическим «досье» на школьников и разложил их по классам. Время пролетело настолько быстро, что я даже сам удивился. Ко мне снова заглянула Вера Михайловна, взявшаяся, видимо, меня опекать. Она что-то долго рассказывала о будущем праздновании Дня учителя, но я ее почти не слушал, хотя наконец и оторвался от своих бумажек.
— Вера Михайловна, а с каким классом вам тяжелее всего работать?
Она остановилась на полуслове и пару раз мигнула.
— С 11-А, наверное. Этот из тех классов, выпуска которых никак не дождешься.
— Что ж вы так их не любите? — я улыбнулся, сложив руки на животе.
— Тяжелые дети. Атмосфера гнетущая. Если в школе проблема, то, скорее всего, виновного надо искать там.
— Может, они поэтому и такие, что вы все время ищете виновного среди них?
Завуч замерла с приоткрытым ртом, намереваясь продолжить список ужасных дел 11-А, но передумала и лишь широко улыбнулась мне.
— Кирилл, я тебе могу что угодно рассказать, но пока ты сам их не увидишь, вряд ли поверишь.
— Хорошо, — я встал из-за стола. — И не надо. Мы с Аллой Ивановной договорились, что я проведу пару бесед в некоторых классах, думаю, 11-А — самое подходящее место.
Вера Михайловна подняла брови, но не решилась возразить. В принципе, мне все равно придется столкнуться с этими «монстрами» рано или поздно — и лучше сразу узнать, кто есть кто, чем тянуть и откладывать вечно.
Несколько дней я потратил на подготовку своего первого классного часа, а также на изучение «досье» моих подопечных. Кого тут только не было! И токсикоманы, и постоянные посетители детской комнаты милиции, и организаторы подпольного тотализатора. Но в большинстве своем и эти дети были похожи на детей — со своими «тараканами» в голове, конечно, но вполне адекватные. Утюг и кочерга в качестве воспитательных инструментов, как Макаренко, мне, пожалуй, не понадобятся.
К середине третьего урока вдруг снова так захотелось курить, что время до конца рабочего дня представлялось невыносимой пыткой. Еще раз пренебрегать школьными запретами мне не хотелось: Вера Михайловна шастает туда-сюда, и если застукает, ситуация обещает весьма щекотливой, но бежать в парк или, того хуже, к себе на балкон, было лень. Через минуту сомнений и душевных мук, я рассудил, что сейчас школьники заняты на уроках, а поэтому я вполне могу позволить себе тайно посетить их «курилку» под окнами туалета, неистребимую никакими инквизиторскими методами со стороны дирекции.
Завернув за угол школы, я резко остановился. Четверо старшеклассников мгновенно, как по команде, уронили свои сигареты, однако двое с невозмутимым видом продолжали дымить, осматривая меня с ног до головы. Что ж, пора учиться на своих ошибках — нельзя прятать голову в песок и сбегать, как в случае с девчонками в холле. Я зажал сигарету зубами и похлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Черт! Ее нигде не было, наверное, оставил в пиджаке на кресле. Подняв голову, я опять встретил шесть пар подозрительно прищуренных глаз.
— Здорово, ребятки! Да расслабьтесь вы… — школьники все так же настороженно наблюдали за мной, некоторые начали скептически ухмыляться.
— Прикурить?
Ко мне подошел высокий парень с пухлыми ярко-розовыми щеками, из-за чего его лицо казалось неправдоподобно детским и никак не сочеталось с крепким телосложением и легкой надменностью во взгляде.
Он поднес мне зажигалку.
— А вы у нас работаете теперь?
Я с наслаждением затянулся и кивнул.
— Очевидно. Я вместо Людмилы Сергеевны.
— А-а-а… типа психолог?
— А она была «типа психологом»?
Розовощекий почесал затылок.
— Ну, типа да…
— Ну, вот и я тоже. Только не «типа…» Кирилл… — я замер на секунду, благо, тут же сообразив добавить отчество, — Петрович.
— Леха.
Он пожал мою руку. Другие парни наблюдали за нами все с той же настороженностью.
— Леха?..
— Литвиненко. 11-А.
— Будем знакомы, — я окинул взглядом других ребят, все еще не решавшихся достать в моем присутствии сигареты, и усмехнулся. — Что, ждете, когда я начну вас отговаривать портить свои легкие?
Их глаза округлились.
— Делать мне больше нечего, пацаны. У вас свои головы, которые, по идее, должны думать. Но вот если вас тут засечет директриса… В общем, сами в курсе, не маленькие. А она сейчас как раз собиралась уезжать в город на совещание.
Мы еще постояли пару минут, пока другие не осмелели настолько, что назвали мне свои имена, а потом разбрелись кто куда. Я шел позади Лехи, наблюдая, как медленно, вразвалочку, он поднимался на крыльцо центрального входа, как отпустил оплеуху пробегающему мимо пятикласснику. Он — хозяин этой территории. Интересно, многие ли чувствуют себя здесь настолько расслаблено?
Я снова углубился в чтение несметного количества методик, а потом начал набрасывать план своей первой классной беседы. В какой-то момент положил голову на спинку кресла и прикрыл глаза. О, как живы были в моей памяти пафосные речи моей классной руководительницы Жанны Карловны! Я не верил ни одному ее слову. Все, что она говорила, пролетало мимо ушей, а особенно — ее любимая тема патриотизма, невероятно сложная для адекватного восприятия, и подобные — о любви к ближнему, к природе, к труду. В ее устах все эти вещи, важность которых понимаешь только пройдя определенную «школу жизни», звучали как-то кощунственно, пусто, неинтересно. Сейчас, спустя шесть лет после выпуска, Жанны Карловны в нашей школе уже не было. Но я уверен, что и сейчас никто здесь не пытался поговорить со школьниками, не прибегая ко всевозможным мудреным педагогическим методам. Это и вправду тяжело — просто поговорить, просто выслушать. Какое-то время я просидел с опущенными веками, напряженно перебрасывая в голове мысли о будущем классном часе, но потом коротко выдохнул и решил для начала расспросить выпускников о том, что интересовало их в первую очередь. О том, куда себя деть после школы.
Седьмой урок — как раз то время, когда меньше всего хочется учиться. Я уселся за учительский стол еще на перемене, сделав вид, что копаюсь в своих записях, в то время как украдкой рассматривал учеников. 11-А ничем не отличался от моего класса. На первый взгляд не было заметно ничего демонического, что так пугало Веру Михайловну, но вряд ли они покажут себя во всей красе сразу же при знакомстве.
Звонок прозвенел быстрее, чем положено, но я не сдвинулся с места, ожидая, пока они рассядутся по местам и прекратят обмениваться шуточками и колкостями. Я поднялся и, стоя лицом к ученикам, подавил жгучее желание пересесть на заднюю парту, чтобы не быть магнитом для тридцати пар глаз.
— Привет. Меня зовут Кирилл Петрович Сафонов. Я психолог и теперь работаю в нашей школе, — я сделал паузу и улыбнулся. — Семь лет назад я сам ее закончил. А теперь, пока вы высчитываете, сколько мне сейчас лет, я сообщу только то, что не собираюсь надолго вас задерживать. Просто хотелось спросить, как у вас дела.
— Нормально! Можно сваливать?!
Я не сомневался, что первым со мной заговорит именно Леха.