— А когда Леха был жив…
— …они постоянно соревновались. Ничего не изменилось. Литвиненко мне как-то рассказывал — до смешного доходило. Даже на футболе, если Леха… как это… «на острие» оказывался, тот на него пас никогда не отдавал. Такое ощущение, что он ради этой борьбы и жил.
Я задумался.
— А что Леха рассказывал о Сдобникове?
Вика нахмурилась и, пожав плечами, покачала головой:
— Они уже не общались, когда мы начали… ну… — она смущенно прочистила горло, будто боялась причинить мне боль этими воспоминаниями, — и он только один раз, кажется, сказал что-то странное… Сейчас…
Я наблюдал, как она прищурилась, вскинув взгляд к потолку, чуть скосив его вправо. «Действительно вспоминает, не выдумывает», — почему-то пронеслось у меня в голове.
— Я спросила, чего он не разговаривает с ним. А он: «Мне надоело все время чувствовать себя клонированным». И все, кажется. А чего ты спрашиваешь? Ты считаешь…
— Стоп. Я пока ничего не считаю, зай. Просто хочу удостовериться, что не пропустил ни одной мелочи, — я собрал с пола бумажки, которые разлетелись со стола, когда туда взгромоздилась Вика. — А Гуць?
Она заливисто засмеялась.
— Вычеркивай.
— Что?
— Из списка подозреваемых. Трусливое подлое существо. И это… оно боится вида крови. Когда один раз в десятом классе Яна упала и рассекла бровь, Гуць свалился в обморок. Леха долго ржал тогда.
Я задумчиво потер подбородок. Свидетельство Вики, естественно, очень важное, но по сути — это всего лишь частное мнение. И отказываться от проверки я не собираюсь.
— Понятно.
— Кир, я тоже думала об этом, — вдруг произнесла Вика. — Иногда у меня начинается просто паническая атака, когда я нахожусь в родном классе, и понимаю, что рядом, может, за соседней партой, сидит убийца. Но если и стоит к кому-то присмотреться внимательней, то только к Кравченко. Мое мнение.
Я вздохнул, мысленно приказав себе занести все эти сведения в тайный «следственный» блокнот.
Вика зевнула и потянулась, как разнеженная кошка. Сидеть в метре от нее, ежесекундно оглядываясь на дверь, даже будучи наедине, воистину невыносимо. Пора прощаться.
Мы вышли из кабинета вместе, я отправился к директору, она — на уроки. Теперь осталось всего ничего — дожить до вечера, когда снова увижу ее.
Крутые парни в детективах, чтобы оказаться поближе к подозреваемому, обычно идут «в поле». Внедряются в банды, подсаживаются к нему в кафе с разговорами «за жизнь», укладываются на соседнюю койку в больнице. Я же следил за ним издали, стараясь оказаться незамеченным. Сомнительный способ, конечно, ничего не скажешь, но так я был уверен, что увижу объект без прикрас, таким, каков он есть, когда на него не смотрит дяденька с дипломом психолога.
Я нацепил солнцезащитные очки, усевшись подальше от кромки футбольного поля. Межшкольный чемпионат начался, кажется, как только растаял снег, или даже раньше — свежая трава еще не выросла, но грязь, особенно у ворот, уже хорошенько подсохла. Наша школа, в лице сборной 10–11 классов, яростно отбивалась от мощного нападения футболистов ОШ?7, Гуць на воротах уже успел поймать пару «бабочек»… Я скрестил руки на груди, откинувшись на жесткую спинку пластмассового кресла. Кравченко явно выделялся на фоне остальных наших «спортсменов». Крепко сложенный, с хорошей скоростью и даже вполне приличным дриблингом, он сразу привлекал внимание на фоне унылой и медленной команды. Пару раз, в те редкие минуты, когда наши оказывались у ворот соперника, он даже имел шансы вколотить мяч под перекладину, однако вратарь «семерки» отразил его удар в каком-то невероятном, почти фантастическом прыжке. Потом, после передачи Страхова, кожаный промелькнул в десяти сантиметрах от правой ноги Никиты, который находился просто на убойной позиции. Кравченко подлетел к Страхову, едва не схватив его за грудки, в какую-то секунду показалось, что на поле сейчас вспыхнет драка — только не между соперниками, как обычно, а между игроками одной команды. Рефери в лице тренера из городской ДЮСШ резко засвистел и растолкал их в разные стороны. Кравченко, зло сплюнув, побрел назад к воротам, а Денис, к моему удивлению, остался на месте, перекинувшись парой слов с судьей. После этого он, воспользовавшись паузой, подозвал к себе Быкова из 10-Б и что-то шепнул ему на ухо, указав на левый фланг. Я передвинул очки наверх, внимательно разглядывая футболистов. Не может быть… Страхов — наш капитан? На его руке не было повязки, однако это не мешало ему управлять командой, невзирая на присутствие старших парней. Я почесал затылок. Вика говорила как-то, что прежде сборную школы возглавлял Литвиненко. Неужели Никите, при его явном выгодном отличии от остальных игроков, даже не доверили пост и.о.?
Еще минута, еще удар — мяч опять просвистел в районе правой девятки. Гуць схватился за голову, но драматизировать было некогда — атака седьмой школы мгновенно прокатилась назад, наши опять оказались зажатыми в собственной штрафной. При счете 2:0 мы продолжали бездарно тратить моменты. Оглушительно просвистел судья, первый тайм завершился неутешительно.
Я тенью проскользнул ближе к линии поля, сделав вид, что набираю сообщение в телефоне, когда буквально около меня на сиденьях первого ряда развалились наши взвинченные футболисты. Теперь вся команда со злостью наблюдала, как на другой стороне, улыбаясь, попивают воду их соперники.
Пару минут ребята молчали, но потом Гуць вдруг возопил, обернувшись к Никите:
— Ну, блин… ну, как так можно! Двадцать сантиметров! Пустые ворота!
— Заткнись, — вяло отмахнулся Кравченко. — Сам две «бабочки» хапнул, сиди и не вякай…
— Еще и Вась-Вась заболел… И Витька нет… — уныло захныкал Дима, вытираясь полотенцем. — Че делать?..
Я нахмурился, не веря своим глазам: а ведь и правда, куда это запропастился Сдобников? Насколько я помню, он исправно играл каждый матч в нашей защите.
— Будем менять схему, — вдруг сурово произнес Страхов. — 2-4-4. Ник, сядешь через две минуты. Пусть Малой выйдет.
— Что?!
— Какая разница, с каким счетом им влететь! Будем атаковать.
На шее Кравченко вздулись синие жилы, лицо покраснело.
— Я не сяду! Я не собираюсь садиться! Какого хрена я буду смотреть, как они вас мочат?! Кто ты такой вообще?!
Страхов вскочил со своего места, они подлетели друг к другу, едва сдерживаясь, чтобы не продолжить начатое еще на поле. Я уже было всерьез собрался разнимать их — казалось, между ними вспыхивают и гаснут энергетические молнии.
— Он капитан, Ник, — хмыкнул Гуць, с интересом наблюдая за сценой. — Вась-Вася нет, он отвечает за игру.
— Ага! И с такой дебильной схемой вы влетите не 2:0, а 10:0! — Кравченко не спускал полного ненависти взгляда со Страхова, который, уперев руки в боки, смотрел на него презрительно, сверху вниз, несмотря на то, что был на голову ниже.
— Я сказал 2-4-4, значит, 2-4-4! — прошипел Денис. — Короче. Ты — на банку. Малой, выходи на левый фланг. Пошли. Хватит рассиживаться.
По его команде практически все ребята поднялись со своих мест и отправились назад на поле. Гуць сочувственно хлопнул Никиту по плечу и поплелся к воротам. Ноздри Кравченко раздувались в бессильном гневе. Он забросил полотенце себе на шею и, ссутулившись, неподвижно сидел, глядя в одну точку.
Я оглянулся. Около меня, поглощенный игрой, вытянул шею один из наших восьмиклассников. Заметив, что я повернулся к нему, мальчишка перевел взгляд на мое лицо.
— Здрасте…
Я кивнул и задал риторический вопрос:
— Не клеится игра, да?..
Мальчик пожал плечами.
— Да это постоянно так… Крава мутит.
— Чего мутит? — Я заинтересованно склонился к нему. — Хочет быть капитаном?
— Ну, фиг его знает… — мальчик опять быстро пожал плечами, немного смущенный моим вниманием. — Все равно не будет.
Я, слегка ухмыльнувшись, прищурился.
— Почему?
— Не крутой. Вот Дэн — крутой. А он — нет.
Мальчик вернулся к созерцанию игры, а я задумчиво почесал затылок. Одна-а-ако…