О, Господи… эти деточки…
— Родители хоть в курсе?
Маша кивнула и расправила на коленях длинную кружевную юбку. Цвет ее побледневших щек практически сравнялся со снежно-белым, даже слегка голубоватым цветом блузки.
— Когда мы переписывались в аське, она мне казалась такой жизнерадостной, хотела со мной встретиться, но не получилось. А потом, после того, как она объявилась… В общем, я бы никогда не подумала, что это один и тот же человек. Мы и поговорить теперь толком не можем. А самое ужасное, что у нее… знаете… глаза как стеклянные. Может, так всегда было, но мне кажется, что нет. Мне так ее жаль. Вы поможете ей, Кирилл Петрович?
Я тяжело сглотнул и нервно подергал узел галстука. Чертова удавка!
— Маш, это очень серьезная травма. Особенно в таком возрасте… — я сложил руки на столе и склонил голову, почему-то не решаясь поднять на нее взгляд. — И она — девушка, говорить о таком со мной будет вдвойне тяжелей. Поверь на слово…
— Но я не знаю никого лучше вас! — Горячо выпалила девочка с трепетным волнением в голосе, от которого меня слегка зазнобило. — Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
Маша часто заморгала, мне даже показалось, что на ее серебристо-серых глазах вот-вот появятся слезы. И я сдался. Что ж… Еще одна ужасная людская проблема на моих плечах.
— Хорошо. Я попробую. Но все равно лучше найти специалиста.
Подрагивая от восторга, она энергично закивала головой и на цыпочках, едва не пританцовывая, вышла из кабинета. Фу-у-ух… Я провел ладонью по вспотевшему лбу. Ну, и что же теперь делать?..
Маша не объявлялась неделю, я уже даже успел обрадоваться, что ее безумная затея не получила логического продолжения. Однако в четверг, как раз когда вечером я ждал Вику на остановке, высокий, немного хрипловатый Машин голос напугал меня до полусмерти.
— Кирилл Петрович!
Подавив первое желание шарахнуться от нее в сторону, я лишь сдавленно промычал, ознаменовав этим искреннее дружелюбное приветствие.
— Я думала к вам завтра подойти, но раз уже сегодня мы вдруг встретились…
— Ты что-то хотела, Маш? — Я нервно взглянул на часы. Еще от силы пять минут — и Вика должна быть здесь, она ведь никогда не опаздывает.
— Ага, — кивнула Карасева, робко улыбнувшись. — Вы же помните про Надю?
— Конечно, — мрачно констатировал я. — Так что там?
— Я ее уговорила! — Просияла Маша. — Вы можете завтра, после шестого урока, у нас в парке?
Я прищурил глаза, вспоминая завтрашнее расписание. Что ж, если хорошенько прятаться целый день и не попасть на глаза никому из администрации, то вполне можно уйти из школы вовремя.
— Хорошо. Тогда до завтра.
Видимо, Маша собиралась дождаться автобуса со мной вместе, но я нажал в кармане кнопку плеера на телефоне и он тут же разразился зажигательной латиноамериканской мелодией. Извинившись, я отошел от нее на два метра и сделал вид, что разговариваю. Маршрутка остановилась напротив меня и я скрестил пальцы, чтобы Вика не бросилась мне на шею сразу же, как только увидит.
К счастью, сегодня она была чем-то обеспокоена и вовремя заметила мою отчаянную сигнализацию.
— Здравствуйте, Кирилл Петрович, — усмехнулась она, перекинув на другое плечо тяжелую сумку. — Надо же, какая встреча…
Маша бросила на нас заинтересованный взгляд, но через секунду поспешно отвернулась. В тот же миг я подумал, что даже если она что-то и заподозрит, или — того хуже — увидит собственными глазами, об этом никто не узнает. Эта девочка считает меня своим другом. А о своих друзьях она печется больше, чем о себе.
Вика, наградив меня ироничным взглядом, немного пошаркивая ногами, побрела по направлению к своему дому, а я, задержавшись на минуту для приличия, рванул за ней следом.
…Я зря надел куртку. Это стало понятно уже спустя две минуты под совсем не по-весеннему палящим солнцем. Май кружился над головой в горячем воздухе и удушливом аромате цветущей черемухи. Я уселся в максимально затененное место около старого, давно используемого не по назначению кинотеатра, и спрятался за солнцезащитными очками — избавиться от ощущения какого-то шпионского приключения никак не получалось.
Конечно, встреча в запущенном парке — не лучший вариант для консультации. По идее, при разговоре с Надей должен присутствовать кто-то из ее родителей. Но, черт возьми, я не собирался лечить и препарировать чувства. Все, что я хочу сделать, — это постараться убедить несчастную девочку обратиться к Даше. Лучшего психотерапевта я все равно не знаю. Наверное, в этом и будет заключаться мое последнее задание.
Эта мысль несколько расслабила. Я расправил плечи, немного потянувшись. Еще пару недель — и меня в школе больше не будет. НИКОГДА!
Девчонки подошли сзади, но, слегка повернув голову, я успел заметить их боковым зрением. Едва я передвинул очки на лоб и наши с Надей взгляды пересеклись, мы одновременно вздрогнули.
Она до безумия напоминала мне кого-то знакомого, но я, перебирая «файлы» в голове, все никак не мог вспомнить, кого именно. Темные густые волосы, заплетенные в толстую, но короткую косу, черные, слегка кустистые брови и ясный светлый взгляд, мгновенно сделавшийся подозрительным и осторожным при виде меня… Да кого же… кого же, черт возьми…
— Ну вот, знакомьтесь, — почти неслышно пробормотала Маша, пока мы играли в «гляделки». — Это Надя, а это…
— Такой молодой…
— Я же говорила…
Надя, не отрывая от меня встревоженных глаз, прошептала, склонившись к подруге:
— Нет, я даже не представляла… Я… я так не могу…
— Надь, ну ты чего?..
Надины руки дрожали, сделав усилие, она обняла себя за круглые покатые плечи.
— Привет, — я осторожно сполз с парапета, чтобы не испугать ее резкими движениями, как дикое животное. — Подожди секунду.
Она отступила на несколько шагов, недоверчиво нахмурившись.
— Извините… — тихий голос осекся, мне показалось, она едва сдерживается, чтобы не расплакаться. Еще секунда — и кинется наутек.
— Тебе нравятся белки?
Надя удивленно моргнула. Маша медленно повернула ко мне голову и замерла.
— Ч-что?.. Белки?
— Да. Белки. Обычные, рыжие. С пушистым хвостом.
Понятия не имею, почему мне пришло это в голову.
— Мне нравится, как они едят орехи… — вдруг подхватила Маша. — Держат лапками передними, как ручками.
— Ага, — улыбнулся я, заметив, как взволнованная девушка, окончательно сбитая с толку, недоверчиво переводит взгляд с меня на Карасеву. — А тебе, Надя?
— Н-наверное… Белки милые…
Я, опять стараясь не совершать резких движений, подошел к ней на расстояние в метр.
— А еще — они очень умные.
Мы пошли вдоль аллеи, какое-то время сохраняя полное молчание. Маша послушно семенила сзади, боясь нарушить тот хрупкий, почти неощутимый канал связи, возникший между мной и испуганной девушкой. Через пару минут я спросил что-то о погоде, потом — еще о чем-то совсем отстраненном. С круглого, чуть конопатого лица Нади потихоньку пропадало то натянутое, трепещущее выражение, с которым она хотела броситься от меня в кусты. Видимо, она ожидала, что я, как врач районной поликлиники, начну разговор с вопроса: «Ну-с, на что жалуемся?»
Время замерло, мы говорили о чем-то совсем далеком от темы, пока я, наконец, не уловил, что девушка перестала чувствовать себя ужасно неловко. А еще — что она действительно глубоко, искренне, страстно хочет, чтобы ей помогли. Во всем ее скованном теле, в том, как она иногда вскидывала на меня взгляд, будто бы не решаясь произнести самый первый звук, который потянет за собой нитку печальной и тяжелой истории ее судьбы, чувствовалась вышколенная, железная, месяцами взращиваемая осторожность.
Мы остановились у самого выхода из парка, около единственной уцелевшей лавочки. Маша постоянно держалась в стороне, чтобы не казаться излишне любопытной, но при этом в любой момент была готова броситься «спасать» подругу.
— А кем ты хочешь стать, когда… — я запнулся, — закончишь школу?
— Вы хотели сказать, когда вырасту? — Зрачки ее зелено-карих глаз резко сузились от внутренней боли, и я понял, что настал тот самый момент, после которого или пан, или пропал.