Если дождь сильный, Т. ждет в холле, пока горничные уберут номер. Когда они вызывают лифт и грузятся в него со своими тележками, он поднимается по лестнице. Ему не хочется с ними встречаться. Они начнут ему выговаривать. Скажут: чем торчать в номере, лучше бы пошел проветрился. И не валялся на кровати каждый божий день. Это плохо для здоровья и настроения. Нужно гулять. Т. заработает меланхолию, если не начнет вести себя иначе. Странная идея, какое отношение ноги имеют к настроению? По мнению женщин, душа и ноги очень тесно связаны. Все они твердят о пользе свежего воздуха. Все, как одна, считают, что ходить пешком полезно, шататься из одного места в другое, даже если делать там совершенно нечего. Интересно знать, с чего они это взяли. Гулять. Но Т. не гуляет. Он усаживается, где может, и считает, что ни к чему утомлять ноги. Усталость опасна. Старость ходит рука об руку с усталостью. Никто никогда не видел не усталого старика, так что, если экономить силы, возможно, удастся избежать старения. Т. не стар и не выглядит стариком, потому что чувствует себя энергичным. Волосы и живот значения не имеют. Важны задор и страсть, а с этим у Т. все в порядке. Он шустрый, как молодой бычок. За исключением тех случаев, когда поднимается по лестнице. Полезно делать небольшие паузы, чтобы спокойно подумать. Только Леона, думает он, ставя ногу на первую ступеньку, никогда не предлагала ему прогуляться. Единственная женщина на свете. Леона не говорила о ногах и о пользе гимнастических упражнений для мышечного тонуса. Она исчезала на несколько часов в неизвестных, закрытых для Т. местах. Запиралась в определенный час у себя в кабинете, и Т. ничего не мог разглядеть через замочную скважину. И расслышать он тоже толком ничего не мог. В кабинете имелись огромный мяч и обруч. А еще велотренажер и гребной тренажер, делавшие кабинет похожим на спортзал, но Леона утверждала, что не использует их. Никогда не тренируется. Они, дескать, принадлежат одной подруге, и, когда та их заберет, Леона получит кабинет в полное свое распоряжение. Т. хотелось верить, ведь Леона никогда не потеет, и мышцы у нее были совсем не дряблые. Эта чистая женщина. Его жена. Единственная, предоставившая в его распоряжение трамплин. Увы, Т. совершил опасный прыжок и упал рядом. Он больше никогда не снимался. Сказал кино «нет». Объявил себя киноничтожеством и решил, что лучше отдаст свой талант на службу театральной публике. Той самой, что составляют старые дамы и юнцы, которых приводят в театр всем классом в качестве наказания. Китайцы не увидят Т. Американцы никогда не узнают, что за ничтожество этот толстяк Т. Будут крепко спать и ничего о нем не услышат, от чего их жизнь станет только лучше, хотя сами они об этом не узнают. Т. больше ни за что на свете не станет изображать идиота перед камерой. Он больше не будет посмешищем. Он не повернет сто тридцать раз голову с возгласом «ах», чтобы снять один кадр. Т. не самый большой хитрец на свете, но он сумел понять главное: его талант не назовешь чистым. Недопустимо отрывать его талант от подмостков, иначе Т. почувствует себя голым, лишившимся скелета и исчезнет в небытии. Талант Т. состоит из коробки сцены и подмостков. Из тяжелого занавеса, в котором так приятно делать дырки, чтобы подглядывать за залом. Этот талант составляют два машиниста сцены, режиссер по свету и хотя бы один партнер, чтобы подавать реплики. Талант Т. садится в зале и аплодирует. После спектакля он бежит в туалет. Талант Т. Как объяснить это Леоне? Леона ничего не знала. На сцене Т. распадается. Его жены и дети всегда с трудом его узнавали. Если бы Т. хоть чуть-чуть закрепил свою телесную оболочку, он бы наверняка устоял и его жены нашли бы за что зацепиться. Все было бы иначе. Ну, я, во всяком случае, много чего пережил, утешает себя Т., думая о десяти тысячах представлений, рядом с которыми месяцы съемок в пустыне не более чем кошачьи письки. Главное — не думать о той халтуре, в которой пришлось участвовать. Он вставляет ключ в дверь своего номера. Заметим к слову, что он всегда себя спрашивает, зачем в подобном месте ключи. Группка женщин может в любое время войти в его жилище, так что личного пространства у него не больше, чем у грудного младенца. Нет, только не думать о халтуре. Иначе потом не будешь спать дюжину ночей подряд. Измучишься от боли и горечи в душе. Где кретины-продюсеры откопали эти мерзкие планы? Имелись ведь и другие, где Т. был хорош. Когда стоял в отдалении, среди других исполнителей. Все остальные даже показывать никому не следовало. Двадцать восемь ужасных крупных планов и пятнадцать средних, просто чудовищных. Его голос звучал так фальшиво, что резал слух.