Вечер премьеры. Эфина накладывает еду в тарелку у буфета. За столом осталось одно свободное место, рядом с Т. Он ест и что-то говорит. Ест он неизящно. Держит в руке ножку цыпленка. Пьет из бокала, не вытерев рот салфеткой. Вытирает пальцы о брюки. Почему Т. не приходит в голову воспользоваться салфеткой? — думает Эфина, но ее лицо остается невозмутимым, она продолжает спокойно есть. Губы у Т. жирные. Но женщин это не отталкивает. Женщины то и дело целуют Т. Он говорит и ест. Обращается к кому-то справа от себя. Она — к соседу слева. Эфина не все слышит. Т. разглагольствует о женщинах.
Т. разводится, у него масса проблем. С жильем, со спиной, с детьми и деньгами. Глупо было флиртовать с той актриской. Он не влюблен. Она тощая, смуглолицая. Чтобы назвать ее по имени, ему всякий раз приходится делать над собой усилие и собираться с мыслями. Говорить не о чем, и Т. в основном молчит. Она курит легкие сигареты, и у нее быстро пачкаются волосы. Похожа на испанку, всякий раз думал Т., утыкаясь носом в шершавую кожу. Ему не нравится ее внешность. Они и переспали-то всего два раза. Все получилось слишком легко, он и сам не знает, зачем так поступил, видимо, по привычке. Седина в бороду… кричала его жена, швыряя на пол посуду и требуя выбрать между ней и любовницей, Т. перестал понимать, что она говорит, он устал и, вместо того, чтобы утешить ее, сбежал из дома. Ему не следовало уходить надолго, он должен был вернуться тем же вечером, а не оставаться у знакомых, и вот, когда он пришел, не смог открыть дверь своим ключом. Он ночевал у друзей и вскоре получил бумаги от адвоката. Младшего сына он почти не видел, а старшие дети явились и принялись упрекать его. Т. живет в гостинице. В жалком номере. Не работает. С отвращением вспоминает гостиницы, куда его селили на гастролях. Не сказать, что они были такими уж ужасными, но без ванных комнат в номерах. Т. приходится писать в общей уборной. Вся гостиница слышит, как он справляет нужду. Он перестал бриться каждый день и ничего не стирает. Он похож на одного из героев, которого играл в молодые годы. Роль опустившегося Геракла. Он видит его в зеркале и, выходя на улицу, невольно утрирует образ. Ты либо актер, либо нет, смеется Т., когда люди отводят взгляд. Чтобы чем-то себя занять, он делает записи в блокнотах. Его тексты принимают форму посланий к некой женщине. К даме, которая может быть кем угодно. Мадам, пишет он, как ваше самочувствие сегодня утром? Я скучаю по вашему лицу и дурному характеру. Мне жаль, что я не знаю, какие глупые мысли крутятся в вашей голове. Вы нашли молодого человека по своему вкусу. Надеюсь, у вас все сложится. Если же нет, приходите сюда, в «Отель дю Бор», номер сорок три. Я вам помогу. Вы такая бестолковая. Верите всему, что вам говорят, и не умеете читать между строк. Вы не понимаете мужчин, вы вообще ничего ни в чем не понимаете. Не знаю, как вы живете и как справляетесь. Взгляните, до чего довела меня жизнь. Я считаю вас во многом ответственной за то положение, в которое попал. Я стал старым психом. Меня забыли, возможно, я никогда больше не выйду на сцену. Я даже не могу утопить горе в алкоголе. Я всегда был разумным человеком. Думаю, я мог сделать карьеру и преуспеть в Париже, если бы мне не нанесли с хирургической точностью рану, от которой я избавлялся так долго и с таким трудом. Знайте, дорогая мадам, я не верю, что вы все еще вздыхаете по мне. Ваша жизнь не важна, единственное, чего вы хотите, — утонуть в моих глазах. Вы идете по жизни так, словно она бумажная. Вы полагаете, что у меня найдутся силы на то, чтобы нести вас, поддерживать, придавать вес и помогать дышать. Увы, мадам, мне и самому нужна помощь. Поддержи вы меня, жизнь раскрыла бы мне объятия. Вы этого не сделали. Мы подобны двум призракам, мы накачаны воздухом и вот-вот взлетим в небо. Возможно, именно это нас и связывает: способность одновременно быть тут и отсутствовать. Я трачу свою жизнь на письма к вам и отношусь к этому занятию более чем серьезно. Дома, в семье, и на репетициях в театре я всегда был слегка отстраненным. Зато когда думал о вас, писал к вам, обретал вес. Мои письма заполнили множество тетрадей и блокнотов. Подозреваю, что мои подруги, и мои дети, и мои домработницы тайно читали и перечитывали их много лет. Для меня это единственное объяснение, почему они так долго терпят меня. Мои письма заполняют огромное пространство. Я подумываю опубликовать их. Хочу показать издательствам, на что способен. Думаю, к письмам проявят интерес. Кусок жизни в чистом виде — или я ничего не понимаю в искусстве. Дорогая мадам, у меня ломит запястье, ведь я пишу от руки, усилились боли в спине, потому что я пишу, лежа на кровати, мои локти вдавливаются в пружины и скрипят всю ночь. Мне жаль, что я не познакомил вас со своими писательскими экзерсисами. Нужно все прояснить. Я действительно устал. Искренне ваш, из мерзкого номера, талантливый актер, которым вы восхищались, а теперь, по вашей вине, невротик по имени Т.