ГЛАВА 18
ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР
То, что мы называем фантазией и что мы так ценим в великих поэтах есть в сущности разнузданное, если даже хотите, развращенное воображение.
Столицей Офира был древнейший Ambre-Edem44. Гамилькар и Гумилев (Гумилев под именем herr'a Klaus'a Stefan'a |Chkforzopfa45) поселились в столичном отеле с электрической вывеской «Hotel d'Ambre-Edem»46, вырубленном в цельной ранитной скале. На прохладной гранитной веранде отеля за ужином из тушеного купидона c легким пальмовым вином Гамилькар, по совету Гумилева, прежде чем приступить к Пушкину, решил потренироваться на переводе «Луки Мудищева». Сейчас он отыскивал рифму к специфическому слову «елда»:
Для перевода это был тяжелый кусок. Хотя почти все слова были просты и понятны, перевод стопорился из-за двух ключевых слов — «хрен» и «елда». Слово «хрен» по Далю обозначало растение и едкую приправу для пищи, и Гамилькар никак не мог понять, как этой приправой можно поднимать гири; а слова «елда» в словаре вообще не было, приходилось только догадываться, что оно означает. Гамилькар завернулся в простыню и отправился среди ночи к Гумилеву за консультацией. Тот не cпал, а крутился у огромного, поистине царского зеркала в золотой литой раме с купидонами и зачем-то силился разглядеть в зеркале свою поясницу.
— Что означает слово «елда»? — с порога поинтересовался Гамилькар.
— Елда, — отвечал Гумилев, — это болт, дрын, дубина, дьявол, женило, идол, истукан, кнут, копье, корень, кукурузина, лингам, орудие производства, подъемный механизм, палка, потенциал, пятая конечностъ, ствол нефритовый, уд, свое хозяйство, челнок, черт, якорь — поднять якорь! Бросить якорь! А вот, например, такое: шиздоболт.
— Но что означают все эти разные слова?
— Мужской детородный орган — член, гениталии, пенис, фаллос — кстати, фаллос пишут с двумя "л", чтоб был длиннее. Ну и, конечно, Кюхельбекер. Вильгельм Кюхельбекер, но кличке Кюхля, был лицейским другом Пушкина, и хотя революционер из него получился хреновый, зато болт у него был такой здоровенный, что лицейские друзья между собой так и называли это дело «Кюхельбекером».
Гамилькар был поражен. Язык с таким разнообразным лексическим инструментарием в области секса был несомненно великим языком. Он вспомнил про хрен.
— А хрен? — спросил он.
— И хрен туда же, — ответил Гумилев и пропел: Умер Максим, Ну и хрен с ним.
— А как будет «елда» с противоположным знаком?
— Не понял.
— Я имею в виду женский детородный орган. Дылда?
— Нет. Но похоже. И тоже в рифму. Эту грешную дыру русские уважительно называют влагалищем, гаванью, кораллом, норкой, пельмешкой, передком, пещерой, пирожком, раковиной, ракушкой, скважииой, устрицей, омутом.
— А неуважительно?
— Обойдешься. Ты меня совсем задолбал своими вопросами.
— Что означает глагол «задолбал»? — немедленно спросил Гамилькар.
— Забодал, загреб, заколебал, застебал, заклепал, замотал, затолкал, затрахал — все эти глаголы обозначают действие, присущее елде, — елда ты этакая! Посмотри — меня кто-то укусил в поясницу. Боюсь, что муха цеце.
Гамилькар с первого взгляда определил, что муха цеце здесь ни при чем и что дело обстоит гораздо хуже, — синяя припухлость на коже с багровой отверделостью на вершине и красными разводами по краям указывала на то, что херр Клаус Шкфорцонф подвергся нападению дикого и зловредного купидона — херр Клаус забыл прикрыть окно защитной сеткой — и заболел тяжелой формой сексуальной лихорадки.
Дикарь (он был явно не окольцован, его яд не смогли идентифицировать с ядем известных неприрученных особей; его потом отловили и назвали Черчиллем) конечно целил под левую лопатку поближе к сердцу, но попал в поясницу — Гумилев почувствовал острый укол, как от жала пчелы или мухи цеце.
Он поначалу очень развеселился, потому что приступ радикулита от укола сразу прошел, зато Кюхельбекер, наоборот, немедленно восстал из спячки и пришел в боевое состояние впервые после отъезда из Петербурга. Надо же! Но вскоре натуралисту стало не до смеха — ствол опух, выпирал из всех разумных границ, увеличился в три раза против обычного, загнулся в судороге, как боевой лук, стал похож на знаменитую восьмивершковую47 «елду» Луки Мудищева, не разгибался и требовал беспрерывного удовлетворения. Херра Шкфорцоифа трясло, температура подскочила под сорок градусов и тоже не падала. Гамилькар отшвырнул «Луку Мудищева» и вызвал «скорую помощь» из медпункта гарема игусе-негуса, медсестры делали все возможное, чтобы облегчить страдания больного, — брали анализы, ставили примочки, отсасывали яд, умащали арахисовым маслом, чтобы сбавить напряжение.
Шкфорцонф невыносимо страдал — было больно, к тому же он боялся ампутации своего достоинства.
Мучения херра Шкфорцонфа продолжались две недели.
Больному казалось, что ему между ног всадили громадный дрын, он пустил корни и требовал всех телесных соков. Наконец, болезнь начала отступать, но тут, в придачу, вконец обессиленного Шкфорцопфа прямо в «Hotel d'Ambre-Edem» ограбили какие-то дофенисты 48 (в этом же отеле еще в VII веке до
Р. X. вот так же ограбили разболевшихся от купидонова нападения послов царя Соломона). Гамилькар вышел на гранитные ступени отеля, огляделся по сторонам, сверкнул на солнце желтыми глазами, показал неведомым ворам (в Офире, впрочем, никто не воровал, а если что и тащили, то исключительно на сувениры) все тот же общечеловеческий жест презрения и вернулся в отель; а вещи Гумилева — винчестер, белье, консервы, саквояж, томик Пушкина — как-то сами собой к вечеру вернулись в номер. Растроганный Гумилев снял с пальца и подарил Гамилькару золотой перстень с печаткой из лунного камня — точную копию перстня, полученного Пушкиным от графини Воронцовой, — с таинственной каббалистической надписью на иврите: С(ИМХА) БК(ВОД)Р Й(ОСЕФ) А(ЗАКЕН) З(ХРОНО) ЗЛ ОТ
47
Вершок — 4,4 см. Значит, знаменитая российская eлда Луки Мудищева составляла 35,2 см. (Прим. ред.)