— Это и есть пушкинский Фонтан слез? — спросил он.
— Именно, именно: слез! «Младые девы в той стране преданье старины узнали, и мрачный памятник оне Фонтаном слез именовали», — продекламировал контрразведчик. — Еще не верите? Вот, взгляните на макушку: крест и луна. «В углу дворца уединенный. Над ним крестом осенена магометанская луна (Символ, конечно, дерзновенный, Незнанья жалкая вина)», — опять процитировал Нуразбеков и предложил: — Да вы качните, попробуйте! Небось во дворце вашего негуса такого чуда света не видели.
Гамилькар качнул ручку этого железного Кюхельбекера и не успел отпрыгнуть — толстая стремительная струя воды потоком полилась ему на клеши и на английские армейские ботинки. Гамилькар был вполне удовлетворен: фонтан как фонтан, только струей вниз. Более того, Бахчисарайский фонтан ему понравился тем, что с виду он был переносным и перевозным, в Офире таких не водилось. Хороший фонтан.
— Нельзя ли его купить? — спросил Гамилькар.
— Можно, — ответил Нуразбеков. Не нагибаясь, он почесал левой рукой правое колено, а правую руку протянул к Гамилькару. — Ваш перстенек… Позвольте полюбопытствовать…
Гамилькар сиял с указательного пальца золотой перстень с мутным лунным камнем.
— Дорогой, наверно? — спросил Нуразбеков.
— Золотой. Стоит денег.
— Презренный металл. Я про камешек.
— Лунный камень.
— С Луны, что ли?
— Нет. Обыкновенный реголит. Из Лунного ущелья в Эфиопии.
— Что же вправили, если обыкновенный?
— Это мой талисман. Достался от отца. От деда. От прадеда.
— И все они были Гамилькары. Кстати, у орнитолога Шкфорцопфа точно такой же камешек в перстне.
— Наверно, побывал в Лунном ущелье.
— А надпись что означает? На каком это языке? На арабском?
— Нет. На иврите.
— Это что за язык такой?
— Древнееврейский. Это еврейская именная печать с раввинской надписью. Она в точности повторяет надпись на талисмане Пушкина. Перевод такой: «СИМХА, СЫН ПОЧТЕННОГО РАББИ ЙОСЕФА УМУДРЕННОГО, ДА БУДЕТ ПАМЯТЬ ЕГО БЛАГОСЛОВЕННА».
— Почему же Пушкин носил перстень с еврейской надписью? — удивился капитан Нуразбеков. — Уж не евреем ли был господин Пушкинзон?
— В каком-то смысле — да.
— В каком же таком смысле?
— Его прадед был эфиопским фалаша, то есть исповедовал иудаизм.
— Вот так компот!
— А Пушкин просто не знал, что там написано, и считал надпись тайной, каббалистической.
— Да уж не еврей ли вы? — удивился Нуразбеков.
— Я тоже фалаша, эфиопский иудей. А вы не антисемит ли случаем, господин капитан?
— Мы с вами договоримся, господин фалаша. — Капитан Нуразбеков ушел от прямого ответа, вздохнул и вернул перстень Гамилькару. — Бахчисарайский фонтан будет ваш. Но не за деньги.
— А за как?
— Баш на баш, господин фалаш.
— Bachnabach?
— Услуга за услугу.
Контрразведчик Нуразбеков оглянулся, понизил голос и попросил Гамилькара в обмен па Бахчисарайский фонтан устроить ему местечко на «Лиульте Люси». По данным контрразведки, большевики скоро начнут решительное наступление на Крым. Нуразбекову, как говорится, надо делать ноги. Сойдет матросом, простым матросом или даже кочегаром. Он, Нуразбеков, хоть и числится в контрразведке, но не боится физического труда, нисколько не сомневайтесь, взгляните на его мозолистые ладони — это благородные мозоли от древка боевого белого знамени, черенка могильной лопаты и приклада трехлинейной винтовки; ребром ладони он может рубить доски, а кулаком ломать кирпичи. Нуразбеков все умеет. В Офире Нуразбеков сможет работать на купидоновой ферме барона Врангеля — подметать, чистить, доить купидонов, задавать им корм. И т. д.
Хорошо. Понятно. Шкипер Гамилькар пообещал устроить Нуразбекова старшим матросом, если только Нуразбеков при наступлении большевиков сумеет самостоятельно добраться до Севастополя.
Контрразведчик вынул чернильный карандаш и попросил севастопольский адресок Гамилькара.
— Пята хата с краю за кривой акацией под Сапун-горой, — продиктовал Гамилькар.
Оставалось продемонстрировать и демонтировать Бахчисарайский фонтан. Нужен был разводной ключ. Вспомнили про электрика Валенсу с двумя выбитыми зубами.
— Электрик — это что-то вроде слесаря, не так ли?
— У него обязательно должен быть разводной ключ! Пришли за электриком Валенсой, приказали спуститься с нар. Не боись, еще не расстрел, есть работенка. Электрик Валенса повеселел — если в контрразведке электрику нашлась работенка, значит, живые электрики нужны при любой власти. Правильно. В подсобники ему определили крепенького Максимильяна Волошина. Валенса пошел через дорогу к своей квартирной хозяйке, принес разводной ключ, перекрыл воду в Бахчисарайском фонтане и свинтил ему гайки, а Максимильян Волошин поднатужился и выдрал колонку из фундамента с камнями и кусками цемента. Гамилькар хотел было замолвить словечко за электрика и поэта, но почувствовал, что это уже будет сильный перебор, дай Бог самому унести йоги. Он взвалил колонку на шею, опустил на плечи и, обхватив ее задранными вверх руками, потихоньку направился в сторону Севастополя. Он чувствовал спиной холодок и ожидал выстрела в спину.
— Не бойтесь, — сказал ему в спину следователь Нуразбеков. — Вам на меня уже, наверно, наклепали. Да, у меня всегда руки чешутся, но я бью, а не расстреливаю. Только бью. Я никогда не расстреливаю, а вот в морду могу дать. Привет Петру Николаичу Врангелю! Аи revoir![20]
— Аи revoir![21] — ответил Гамилькар. С колонкой на горбу три дня не евши он поднимался в гору к Севастополю, все время ожидая выстрела в спину. Выстрелы были. В него стреляли с гор случайные дезертиры, но боялись приблизиться к этому черному дьяволу с каким-то снарядом на плечах; одна пуля даже срикошетила от железной колонки с таким звоном, будто в горах ударили в колокол; пронесло.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 9
Россия, Крым, XIX век. Железо
Примечание: автор не устоял перед соблазном графически изобразить Бахчисарайский фонтан.
ГЛАВА 10. Слово и дело
Как попадают на этот таинственный Архипелаг?
Наконец Гайдамака развернул пакет.
Прочитал первую фразу.
«Как попадают на этот таинственный Архипелаг?»
Внутренне ахнул.
И тут же опять завернул.
Вот так французское издание! Даже пиво пить расхотелось. Пытался что-то сообразить… Не бачили очі, що купували. Так вот и попадают на этот таинственный Архипелаг. Тут yе пиво, а ноги в руки, и дуй отсюда подальше, подальше от пушки, Пушкина, Горсовета и от подозрительных фигур в штатском — вон их сколько, бездельников, разгуливает по бульвару в такую погоду. Пойди разбери, кто из них из… из этих самых… из внутренних органов. Опасно! Не до пиву, быть бы живу. Прав чеченец Родригес — домой, домой, домой! Дуй до дому и нигде пакет не разворачивай.
Но по дороге домой в автобусе «Одесса — Гуляй-град» Гайдамака все-таки не вытерпел, опять развернул бандероль, с опаской полистал тоненькие папиросные страницы и понял, что честные чернокнижники с пего, дурака, еще дешево слупили — он бы и сотни не пожалел за ТАКУЮ КНИГУ, и больше отдал бы, если б деньги водились, — по никак yе мог сообразить, почему вместо жюльверновского «Таинственного острова» Родригес и Пинский подсунули ему солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ»?