Эфиопские хроники XVI-XVII веков
ПУТИ РАЗВИТИЯ ЭФИОПСКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Предлагаемые вниманию читателя переводы трех памятников эфиопской средневековой историографии (“История царя Сарца Денгеля”, “История галласов” и “История Сисинния, царя эфиопского”) задуманы как продолжение работы, начатой акад. Б. А. Тураевым по переводу на русский язык произведений эфиопской историографии, которая, по его выражению, “одна могла бы составить славу любой литературе” [13, с. 153]. Эту работу Б. А. Тураев завершить не успел. В 1936 г. вышел “его посмертный труд “Абиссинские хроники XIV—XVI веков”, в предисловии к которому акад. И. Ю. Крачковский писал, что Б. А. Тураев “предполагал дать переводы всех больших хроник XIV—XVII веков, но этот план за его смертью оказался выполненным только отчасти. Начав с описания подвигов Амда Сиона, Тураев успел подготовить еще хроники Зара Якоба и его преемников и предшественников Сарца Денгеля. Таким образом, осталась непереведенной именно хроника последнего, которая, по мнению большинства абиссиноведов, является лучшим произведением в этой области” [4, с. 7]. Впрочем, вопрос о месте того или иного произведения историографического жанра, как и вопрос о месте самого этого жанра в эфиопской средневековой литературе, не только интересен, но и крайне сложен из-за чрезвычайной изменчивости самого жанра историографии. Как заметил акад. Д. С. Лихачев, “литература мало меняется в тех своих частях, которые связаны с теологией, и сильно меняется в исторических частях. Отсюда особое значение в истории литературы исторических жанров средневековья, их ведущее положение, их влияние на остальные области литературы” [5, с. 71—721.
Подходя к рассмотрению историографии столь древней культуры, как эфиопская, мы вправе ожидать знакомства с Длинной чередой письменных памятников, начиная с самых отдаленных времен. На самом деле, однако, наше знание о эфиопской историографии (если исключить аксумскую эпиграфику) не простирается ранее XIV в. Для более раннего периода, к сожалению, до сих пор остается справедливой характеристика, данная Б. А. Тураевым: “До самого XIV века история Абиссинии представляет ряд неразрешимых вопросов, незаполнимых пробелов и хронологических несообразностей. Литературная традиция, сводящаяся к каталогам царей с сухими и редкими пометками о наиболее важных событиях, не подтверждается ничтожным количеством уцелевших эпиграфических и нумизматических памятников и только путем натяжек может быть согласована с современными событиям иностранными известиями. Мало того, существует несколько параллельных литературных традиций, взаимно друг друга исключающих. При этом историческая традиция нередко расходится с агиологической. В таком печальном положении находятся источники всего Аксумского периода, этой наиболее интересной поры Эфиопского царства, когда оно играло не последнюю роль во всемирной истории и принадлежало к числу культурных стран умиравшего античного мира” [8, с. 158].
Такая скудость памятников вызвана гибелью Аксумского царства в VIII в., когда эта некогда могущественная торговая держава, выросшая на великом красноморском пути, прекратила свое существование из-за упадка красноморской торговли, а также в связи с возникновением и стремительным распространением ислама. Однако эфиопская государственность не погибла с крушением Аксумского царства, как не погибла и эфиопская культура. Ростки феодализма, появившиеся еще в Аксумском царстве, сумели закрепиться и развиться в среде земледельческих обществ на северных отрогах Эфиопского нагорья. Центр эфиопской государственности переместился из Аксума в глубь страны, в область Ласта, где к XI в. уже сложилось раннефеодальное королевство под властью так называемой загвейской династии. В 1270 г. этот центр передвинулся еще далее на юг, когда верховную власть в стране захватил Иекуно Амлак, представитель местной династии небольшой области Амхара.
Впоследствии этот династический переворот под пером церковных летописцев принял вид “восстановления” прежней законной династии аксумских царей, которые, в свою очередь, возводились к библейскому царю Соломону и царице Савской. “Загвеи” же объявлялись узурпаторами, которым бог попустил на 135 лет захватить престол “соломонидов”. Хотя никаких литературных памятников “загвейского” периода до нас не дошло, вряд ли можно принимать это обстоятельство за свидетельство творческого бесплодия той эпохи. Грандиозные церкви, вырубленные из единой скалы в Ласте, показывают воздействие отчетливо прослеживаемых культурных влияний Армении, Сирии, Египта и даже Индии, которые вряд ли ограничивались областью исключительно архитектурной. Да и те литературные произведения, которые относятся к последующей эпохе ранних “соломонидов”, являют столь высокие художественные достоинства, что это заставляет предполагать достаточно развитую и долгую традицию предшествовавшего литературного творчества. Исчезновение памятников письменности “загвейского” периода следует, вероятно, только отчасти отнести за счет тех разрушений, которые были вызваны внутренними беспорядками, сопровождавшими династический переворот 1270 г. Здесь вполне возможно предположить и жесткую цензуру ранних “соломонидов”, которые явились безусловными узурпаторами по отношению к прежней династии и потому стремились не только обосновать законность своей власти, но и уничтожить всякую память о своих предшественниках.