- Девушка, отправление через пять минут, - она попыталась перекрыть ей дверь.
- Мне срочно, - парировала Ложкина и отодвинула руку миловидной проводницы, та фыркнула, но отошла в сторону.
Ложкина вывалилась из вагона прямиком на немного удивлённого Шувалова, который уже сцеловывал слезинки на щеках Тани и уговаривал её проявить выдержку.
- Я должна была сказать сейчас, - всхлипывая, пролепетала Ложкина, - я люблю тебя фрайхер фон Шувалов, люблю.
- Ты моя хорошая, - Лёня просиял, и Татьяна подумала, что никогда ещё не видела такого Шувалова, сейчас в нём отчётливо был виден восторженный мальчик-подросток, каким иногда бывал Яков. – Я тоже люблю тебя, люблю-люблю-люблю, а теперь – в вагон, - он подтолкнул Ложкину в вагон, подождал, когда автоматические двери закроются, и поезд плавно тронется, увозя Таню.
Город встретил Ложкину, конечно же, мелким дождём и серым небом, которые сменялись периодами невыносимой жары, невыносимой по Питерским меркам.
Первые дни Татьяна чувствовала себя потерянной, даже несчастной, но, после выхода на работу, всё встало на свои места. И она бы решила, что всё ей приснилось, если бы не шикарный загар, покрывающий её тело, и ежедневные звонки и переписка с Лёней.
До Нового года он приезжал четыре раза, один раз буквально на пять часов, которые они провели в постели. Лёня, в первый приезд, мужественно ел пельмени из магазина и жареную колбасу, но утром Татьяна проснулась от запаха еды. Настоящей.
Лёня, ведущий непринуждённую беседу с Алькой, а та была рада поддакивать и согласно вилять хвостом за маленькие кусочки со стола, стоял у плиты и готовил.
- Я там купил кое-что, не возражаешь?
Ложкина посмотрела на стол и подумала, что она, естественно, не возражает… но что это?
- Смотри, это оливковое масло рафинированное – для жарки, это – нерафинированное – для салата, их два вида взял, на вкус выберешь, рисовое масло, виноградное, рапсовое… Заправка и соус Гримелли, - и Лёня продолжал перечислять малозначащие для неё названия, а Ложкина даже попыталась запомнить то, что говорил Лёня, но тщетно.
- Лёнь, я ведь всем этим, - она обвела рукой кухонный стол, - не буду пользоваться.
- Я буду, - улыбнулся, - буду приезжать и кормить тебя здоровой пищей, приготовленной по здоровым рецептам, к тому же каждый продукт имеет свой особенный вкус, и всё это, - он обвёл рукой, - помогает раскрыть именно этот вкус.
- Ну, если ты для себя, - она сонно улыбнулась и села за стол, перебирая руками баночки со специями и фрукты с экзотическими овощами. Она бы даже разозлилась на Шувалова, назвала его напыщенным фон Хером или поругалась с ним, но ночь была настолько сладкой, томной, даже волшебной, что у Татьяны не было желания ёрничать – мужчина, которого она любила всем сердцем, считает необходимым атрибутом все эти «прибамбасы» - значит, пусть они будут… Пусть приезжает и готовит на её кухне, используя только натуральные ингредиенты, только проверенных производителей, пусть считает, что между рисовым маслом и виноградным есть разница – пока он целует её так, что у Ложкиной на доли секунды случается асистолия…
- К тому же, я надеюсь, что когда у нас будут дети… - вдруг услышала Шувалова, и в удивлении уставилась на него.
Дети? Они ведь говорили о масле? О соусах... о мангустине, кажется… дети?
- Какие дети, Шувалов? – нахмурилась Ложкина, - у тебя ещё есть дети?
- У меня один ребёнок, Тань, и ты его знаешь – Яков, я про наших будущих детей.
- Каких это детей?
- Которые у нас будут.
- Ну, не знааааааю, - растерянно пролепетала Татьяна.
- Тань, когда люди собираются вступить в законный брак, а мы ведь это и собираемся сделать, правильно?
- Правильно, - согласилась, не без труда, Ложкина.
- Они, как правило, планируют детей.
- То есть, ты планируешь детей?
- А ты нет? У тебя проблемы? – Шувалов озадаченно посмотрел на Татьяну. – Я просто хочу, чтобы ты знала, что если с этим могут возникнуть проблемы, я готов рассмотреть любые варианты.
- Нет у меня проблем, - перебила Татьяна, - вообще-то, я не знаю, - она моргнула, - я никогда не беременела, но я всегда очень тщательно предохранялась, очень. К тому же, обязательно посещаю врача, ты же знаешь…
- Отлично, значит, ты не попадаешь в те пять процентов, которые беременеют вопреки всему.