Она никогда не было худенькой, её формы были женственными уже в пятнадцать лет, когда он уходил в армию и только отмечал про себя, как быстро хорошеют соседские девочки.
После армии, уже золотой осенью, кто-то окликнул его звонким девчачьим голосом.
- Ваня? – удивлённо.
- Маша? – он смотрел на соседскую девочку, превратившуюся за два года, пока его не было, в интересную девушку, детская пухлость ещё была на её лице и маленьких кистях рук, но весь её облик был до невыносимости женственным, зовущим. И тоненький поясок плаща, перетягивающий талию, и грудь, которая выделялась, несмотря на плотную ткань и косынку, и пухлую нижнюю губу, которую хотелось лизнуть, как эскимо.
- Как ты, как, рассказывай! – потребовала. - Отслужил? Женился? На работу устроился? В институт поступил? Как мама? Я видела её вчера… - сыпала и сыпала вопросами, а он только успевал отвечать коротко, по-военному, как привык:
- Отслужил.
- Не женился и не собираюсь.
- Поступил.
- Подрабатываю.
В течение нескольких минут он узнал, что Маша поступила в педагогический, на биологию, хотела в мед, но у неё оказалась аллергия… которая может перерасти в астму, но быстро перевелась на вечернее. Учиться ей, отличнице, было легко, а деньги им с бабушкой «ох, как нужны», и хотя бабушка ругалась, Маша устроилась на работу, в магазинчик на углу, и уже получила первую зарплату.
Она говорила и говорила, а он не хотел её отпускать ни на миг, ни на шаг. И не отпускал.
Прижимая её, спящую, к себе, он не узнавал Машу, не понимал, что эта худенькая женщина – его Маша. Длинные пальцы могли чувствовать все рёбрышки, позвоночник, тазовые косточки, он видел ключицы и, кажется, пульс, в яремной впадинке. Но раскинутые волосы, дыхание, запах, атмосфера – всё это было Машей, той, которую он хотел до неудобной боли. Он прижимал её и мечтал оказаться с ней тут, в этой постели, чтобы она не спала, а смеялась, он мечтал войти в неё и ощутить то, без чего его жизнь имела мало смысла и, как оказалось, много боли. Он хотел целовать её, ласкать, видеть безумство в её глазах, такое же отчаянное желание, он мечтал вернуть себе Машу, как когда-то мечтал её заполучить.
Поговорив с соседской девушкой, он зашёл домой, попытался что-то делать, о чём-то думать, но всё, на что его хватило – спросить у матери номер квартиры, где живёт Маша. Она ответила, недовольно.
Ваня отмахнулся, любая девушка воспринималась в штыки, как угроза, и он привык к этому, не обращал внимания.
Позвонив в дверь, он вдруг испугался, почувствовал себя глупо, не зная, что сказать. Открыла бабушка Маши и молча смотрела на соседского парня.
- Что тебе, Иван? – светлые глаза улыбнулись, по-старчески понимающе.
- А Машу можно?
- Можно или нельзя, это ты Машу спрашивай, а не меня, - засмеялась, - Машенька, - в сторону квартиры, уже смотря, как на пороге возникает Маша, в тонком трикотажном платьице, коротком, демонстрирующим стройные ножки и волнующие его формы, настолько волнующие, что он зажмурил глаза и отошёл в сторону лестницы.
- Ваня?
- Я подумал, может нам сходить куда-нибудь? – нашёлся почти сразу, тем не менее, пробегая глазами по телу, так беспардонно выставленному благодаря целомудренному домашнему платьицу, ставшему маловатым, но ещё пригодным, чтобы ходить по квартире.
- Хорошо.
Они встречались, он слушал её рассказы, любовался Машей и целовал её при каждом удобном и неудобном случае, прижимая к себе мягкое, податливое девичье тело. Вряд ли она не понимала, что делала с ним, когда тёрлась животом о его пах и отвечала на его поцелуи, путая маленькие пальцы в его русых, густых волосах.
Он привёл её домой, практически сгорая от нетерпения, не питая особых надежд, понимая, что в чужом доме она не сможет… Но жажда обладания перекрывала здравый смысл. Их поцелуи становились почти неконтролируемыми, а когда он снял с неё бюстгальтер, совсем простой, без кружевных изысков, всё его существо, разум и волю поглотило желание. Округлая грудь с темными сосками призывала его, практически приказывала взять Машу, прям тут, на диване, и, казалось, Маша не возражала. Она отвечала на его ласки, как только могла и умела, не стесняясь, без жеманства. Его рука уже нырнула под трикотажные маленькие трусики, пробегая по кудряшкам волос, когда они услышали пронзительное.