Выбрать главу

Сергей Лексутов

Ефрейтор Икс

(Оползень — 2)

Пролог

В брюхе вождя гулко и требовательно заурчало. Он торопливо схватил свою любимую дубину, и, широко размахнувшись, ударил ею в туго натянутую на деревянную раму шкуру. Гулкий, мощный звук раскатился по хижине, вырвался наружу, возвещая подданным, что повелитель возжелал чего-то. Все замерло в ожидании.

С удовольствием прислушиваясь к замирающему гулу, вождь смотрел на вибрирующую, высохшую за долгие годы до костяной твердости шкуру. Это была шкура предшественника Мыра на троне. "Да, шкура хороша, звучит мощно, гулко", — подумал вождь, — "Но сам старикашка был препротивен". Мыр поморщился, вспомнив вкус старикашки. Однако ничего не поделаешь — традиция. Не Мыр ее придумал, не ему отменять. Когда-нибудь и его шкура так же будет гудеть под ударами, грозно и требовательно.

Остатки гула еще висели в воздухе, видимо застряв по углам хижины, когда вошел повар. Мыр с отвращением смерил взглядом лоснящуюся от сытости фигуру жадра. Он не любил жадров, но мирился с их присутствием на своей земле. Прежние вожди пытались их прогонять, даже, когда-то давно, жадров истребляли, но это ни к чему хорошему не привело. Потом вожди стали демократичнее. Стали брать их себе в слуги, в повара. Уж чего-чего, а готовить разные вкусные блюда — жадры большие мастера.

— Почему нет обеда? — грозно вопросил вождь.

— Потому что последний претендент из племени Демы съеден тобой на завтрак, — дерзко глядя в глаза вождя, ответил повар.

Вождь задумался. Есть хотелось все сильнее и сильнее. Время обеда уже наступило. Значит, как ни крути, но искать претендентов придется в собственном племени. Жаль. Ведь это убавляет количество воинов. Можно, конечно, объявить войну Деме, но тогда победить ему удастся лишь к завтрашнему ужину. Пока соберешь воинов, пока доберешься до границы… А ведь надо еще придумать убедительную причину объявления войны… Вождь решительно цыкнул зубом:

— Прикажи стражам притащить кого-нибудь из смутьянов. Должна же с них быть хоть какая-то польза…

Повар вышел. Вскоре двое стражей втащили упирающегося смутьяна. Вождь внимательно оглядел его с ног до головы — смутьян был довольно упитан. "Интересно, чем же все-таки они питаются?" — подумал Мыр. Ему не раз уже доносили, что смутьяны не участвуют в общих трапезах. Сами они, на вопрос о том, чем питаются, отвечали уклончиво и туманно.

Смутьян с искаженным от ужаса лицом продолжал молча рваться из рук стражей.

— Почему ты вырываешься? — сочувственно, отеческим тоном, спросил его Мыр. — Ведь я оказал тебе величайшую честь, пригласив к себе на обед…

— Потому что я хочу жить! — жалобно завопил смутьян.

— Зачем тебе жизнь?! — искренне изумился вождь. — Ведь ты не можешь знать, что тебе с ней делать.

— Я хочу просто жить! Дышать! Смотреть на небо! — отчаянно завопил смутьян.

На что вождь только укоризненно покачал головой, ничего не сказав.

В этот момент вошел жадр, со своим огромным поварским топором. Увидев повара с топором, смутьян понял, что участь его давно решена, и тогда он гордо выпрямился, и совершенно спокойно спросил:

— Послушай, вождь, зачем тебе на обед нужен именно я? И вообще, зачем есть людей? Там, за пустыней, — смутьян указал рукой куда-то за спину вождя, — течет большая река, в тысячи раз больше той, что питает водой нашу родную Мырзилию. На ее берегах растут густые леса, в них водятся четвероногие твари, которых можно есть, в воде живут плавающие твари, которых тоже можно есть…

— Ты рассказываешь бабушкины сказки! — раздраженно прервал его Мыр. — Ты пытаешься лгать, чтобы спасти свою шкуру. Есть можно только себе подобных. Все остальные ядовиты. Вон, посмотри — человек из племени жадров. Он лишь немножко отличается от нас, но если захочешь его съесть — берегись. Тебя постигнет ужасная смерть, и сам ты при этом станешь ядовит.

— Вождь, позволь я открою тебе тайну жадров? — медленно выговорил смутьян.

Мыр еще ничего не успел позволить, или запретить, как повар быстро подошел к смутьяну сзади и взмахнул топором. Удар был мастерский. Голова смутьяна подскочила вверх, а потом упала на циновку у подножия трона.

— Болван! — испуганно заорал вождь. — Где чаша для крови?! — и, видя как пропадает ценнейший напиток, бьющий из перерубленной шеи, и быстро впитывающийся в пересушенный песок пола хижины, вождь скатился с трона, пал на колени перед трупом, и подставил сложенные ковшиком ладони под фонтан крови. Захлебываясь, Мыр жадно пил с ладоней кровь, а жадр стоял рядом и задумчиво облизывал лезвие топора.

Когда фонтан крови иссяк, и вождь, облизывая руки, поднялся с колен, он вдруг замер и уставился на повара. Медленно, с усилием, спросил:

— Послушай, а ведь смутьян хотел мне открыть какую-то страшную тайну жадров?..

— У нас нет тайн от повелителя! — с апломбом выговори жадр.

— Ну, нет, так нет… Однако мог бы и позволить ему договорить…

— Для меня главное — вождь голоден! — с пафосом выговорил жадр. — Зачем терять время на выслушивание пустой болтовни?

В мозгу вождя начала концентрироваться смутная мысль, он уже начал, было, ее высказывать, но тут в его брюхе мощно и властно заурчало, и он нетерпеливо махнул рукой.

Жадр сунул топор за пояс, кряхтя, склонился, взял смутьяна за ноги и поволок его из тронного зала.

Вождь слез с трона, поднял голову смутьяна, поставил ее себе на ладонь, и, вытянув руку вперед, долго смотрел в лицо, на котором навсегда застыло вопросительное выражение.

"Почему у них у всех остается на лицах вопросительное выражение? — подумал вождь. — Ведь многие претенденты, особенно иноплеменники, неделями и месяцами, а то и годами, как бывает в особо торжественных случаях, подготавливаются к столу вождя?"

Мыр медленно прошел в дальний угол, где на полках хранились головы съеденных соплеменников, поставил голову смутьяна в длинный ряд уже подсохших голов. Вздохнул с сожалением. Конечно, расточительство… Но, ничего не поделаешь — традиция. Голвы соплеменников полагается засушивать. Из голов иноплеменников, повар-жадр готовит прекрасный суп.

Вождь шумно сглотнул голодную слюну, нетерпеливо поглядел на дверь. За стеной хижины уже слышался гул голосов. Народ собрался на обед. По традиции, первым насытится вождь, то, что останется, слуги вынесут народу.

Наконец, четверо слуг внесли огромное блюдо с лежащим на нем, политым сладким баклажановым соусом, смутьяном. Вслед за блюдом вошел повар и встал в дверях, скрестив на огромном животе руки, вкусно цыкая зубом и облизываясь. Вождь придирчиво оглядел кушанье, но, как всегда, не понял, каким куском успел поживиться повар. Не мешкая, вождь отворотил ногу и вгрызся в сочную мякоть. Жадно жуя, махнул слугам свободной рукой, чтобы те скорее тащили блюдо на площадь. Нельзя слишком долго испытывать терпение подданных.

Только слуги унесли блюдо, в тронный зал, отшвырнув от двери повара, ворвался молодой, энергичный вождь союзного племени Пыр. Пыль, смешавшаяся с потом, толстой коркой покрывала все его тело. Только едва наметившийся кругленький вождистский животик, нежно розовел, обойденный потеками грязи.

По привычке, вертя перед собой кистью руки, будто в ней был томагавк, Пыр, захлебываясь, завопил:

— Повелитель! Дема идет на нас войной! Что делать?! Повелитель, мы пропали!

Продолжая невозмутимо жевать, Мыр разглядывал прихлебателя. "Молодой, да ранний", — ухмыльнулся про себя вождь. Соплеменники потихоньку с уважением шептались, что когда-то Пыр якшался со смутьянами. Но, вовремя сообразив, за кем сила, одновременно, всем скопом, съел своих сообщников. Утверждали даже, что он ни с кем не поделился. Ну, это уж явное преувеличение подвигов Пыра… "Ишь, втирается в доверие…" — снова подумал Мыр. — "Даже хвост отрастил, как какой-нибудь жадр. Виляет им, чтобы продемонстрировать преданность…"

Ни у кого из соплеменников Мыра хвостов не было видно. Хотя, он наверняка знал, что кое-кто из них отращивает хвосты на всякий случай, но до поры до времени прячет их. Понятно для чего, когда понадобится — повилять. Уже ждут, что скоро появится преемник… Вот жадрам хвосты нужны для практических целей: если жадр на что-либо садится, он так обхватывает хвостом сиденье, что его с места не сдвинешь. Или, когда жадр залезает на баклажановое дерево, он держится за сук хвостом, а обе руки его свободны, для того, чтобы срывать баклажаны.