— Поздно уже. Теперь придется воевать за богатство.
Анна Сергеевна понимающе покивала, спросила:
— Когда уезжаешь?
— Послезавтра… Но если кто спросит, говорите, что уже уехал. Я к телефону подходить не буду.
Пройдя в спальню, он оглядел разложенное на кровати снаряжение. Чего-то явно не хватало, и тут до него дошло:
— Черт! Там же реки текут через каждые пять километров! А вдруг переправляться придется? Вот и сработай на опережение, если возле каждой реки плот строить… — проговорил он, и почесал в затылке.
Павел бывал в экспедициях только на юге Красноярского края, в центральных районах и в южной Якутии бывать не доводилось. Дотягивается или не дотягивается вечная мерзлота до того района, где находится кимберлитовая трубка, он не знал.
— Не тащить же с собой надувную лодку… — пробормотал он. — Да и спать на вечной мерзлоте, приятного мало; придется на каждой ночевке по две-три пихты срубать на подстилку…
Он завел руку за спину, пощупал поврежденный позвонок; в глубокой ложбинке на спине, сквозь толстый слой мышц, торчащий остистый отросток еле-еле прощупывался. Черт его знает?.. Если застудишь, может и хрупнуть…
— Не надо было с Валерией связываться… — вслух сказал он, и принялся скидывать на пол снаряжение.
Впервые за две недели он спал спокойно, и не просыпался по пять-шесть раз за ночь. Наутро Павел первым делом пошел на водочный завод. Пройдя через железную калитку в высоченном железобетонном заборе, оказался в крошечном магазинчике. Здесь торговали водкой по оптовым ценам.
Оглядев грубые деревянные полки, уставленные бутылками, Павел спросил:
— А спирт у вас есть?
Скучавшая по случаю утреннего времени продавщица, заинтересованно спросила:
— А сколько будете брать? Если больше двух бочек, то скидка…
— Да нет, мне всего литра два надо…
— А… Ну, тогда на разлив… Давайте тару…
— А я не прихватил с собой, думал, у вас в бутылках…
Она покачала головой, достала из-под прилавка две пустых полторашки, спросила с надеждой:
— Может, три возьмете?..
— Ну, давайте три…
— Наливая спирт, она спросила:
— На охоту идете, или в турпоход? У нас туристы и охотники помногу спирта берут. Хотя, на охоту, вроде бы, рано…
— А я как раз на охоту еду… — усмехнулся Павел. — Нынче круглый год открыта охота на козлов…
— Да что вы говорите?! — изумилась продавщица. — А мой только осенью ездит. Прошлый год с другом лицензию покупали, лося привезли. Всю зиму с мясом были. Мой, как завязал, другим человеком стал: и дачу построил, и на охоту, и на рыбалку… В декабре, как лед крепким стал, на рыбалку съездил — восемь мешков рыбы привез!
— А я лет пятнадцать на охоту не ездил… — грустно сказал Павел. — Из-за травмы позвоночника. Если нынешний поход кончится удачно, осенью съезжу куда-нибудь поохотиться…
Расплатившись, он вышел из магазина, огляделся, подумал, контролируют или не контролируют его бойцы Комаревского? То, что к нему в бассейн приходил авторитет, они явно прохлопали. Иначе Комаревский наверняка спросил бы Павла, зачем он приходил. Н-да, может тухловато получиться, если для кого-нибудь из скорпионов дойдет, что он на обоих решил поработать…
Вернувшись домой, Павел оставил спирт, и, забрав десять тысяч долларов, которые ему дал Комаревский, пошел в отделение Сбербанка, где хранил свои кровные, заработанные тяжким писательским трудом. Черт! А если авторитет узнает, что он десять тысяч на счет положил, да захочет спросить, что за деньги, и откуда взялись? Но ничего не поделаешь, приходилось рисковать; а то какой-нибудь гад из окружения Комаревского, пронюхав, что деньги хранятся дома, заберется, да голову Анне Сергеевне расколотит…
У окошечка обмена валюты, Павел вытащил из кармана пачку сотенных, сказал:
— Мне продать нужно…
— Сколько у вас? — профессионально равнодушно спросила женщина.
— Десять тысяч…
— У нас нет столько наличности.
— А вы безналично на мой счет переведите.
— Господи! Да зачем вам мудрить? Откройте валютный счет…
Павел хлопнул себя по лбу толстой пачкой. Вот что значит, нищета. Ему даже в голову не пришло, что можно открыть валютный счет…
Уладив финансовые вопросы, он отправился в спортивный магазин. Увидев его, продавщица весело воскликнула:
— Опять что-то забыли?
— Ага. Вспомнил, что там, куда я еду охотиться на козлов, вечная мерзлота. Подайте-ка мне вон тот двуспальный матрасик… — и он показал на роскошный надувной матрас, явно импортный.
Матрас ему понравился с первого взгляда; не резина, а какая-то мягкая и прочная синтетика, в спущенном виде матрас мог уместиться в кармане. Расплатившись, он вышел из магазина. И тут обнаружил, что до вечера время просто некуда девать. Осталось только зайти в продовольственный магазин и закупить продуктов; во время марш-броска не всегда ведь можно удачно поохотиться или порыбачить. Он зашел в магазин для богатых, где когда-то его страшно удивили лягушачьи лапки в витрине. Прикинув, за сколько дней он может пройти своим маршрутом до заброшенного лагеря, и выйти к ближайшему поселку, Павел купил килограмм гречки, несколько пакетов китайской лапши, яичного порошка, молочного порошка, вакуумных упаковок с ветчиной, пяток плиток шоколада, пару пачек какао. Взвесил пакет на руке. М-да-а… Раньше бы так жить; еды на две недели, а почти ничего не весит… Вот если бы еще бизнесмены додумались торговать сублимированными продуктами, вообще настал бы рай для туристов. Может, вернуться в Университет?.. Экспедиции, наука…
— Да ну его к черту! — проговорил он. — Пусть прошлое останется прошлым…
Дома он нарочито не торопясь, собрал рюкзак. К ремню прицепил два новеньких подсумка. Один набил патронами к карабину, второй наполнил под крышку патронами для нагана. Жаль, что в охотничьем магазине не продавались обоймы; долго заряжать карабин придется, защелкивая в магазин патроны по одному. Критически оглядев арсенал, посетовал, что не озаботился приобрести кобуру для нагана. При выхватывании из кармана у нагана имеется пакостная привычка цепляться курком за край кармана. Уложив на кусок ткани карабин, нож, ремень с подсумками, топорик в чехле, Павел раздумчиво повертел в руках наган. Интересно, на местных линиях тоже багаж просвечивают? Ну, карабин — ладно, на него разрешение имеется… Павел аккуратно примотал бечевкой наган к лезвию топорика. Туда же привязал нож, и все это обмотал ремнем с подсумками. Получился этакий бесформенный ком. Ни один рентген не поймет, что это такое. Вот только без ножа и нагана чувствуешь себя голым. Но вряд ли Павла кто-то попытается убивать в ближайшие полтора месяца. Его теперь, наоборот, оберегать должны, как хрустальную вазу… Завернув оружие в тряпку, Павел обернул сверток спальным мешком, потом плащ-палаткой и стянул дорожными ремнями, оставшимися еще от книжной торговли в разнос. Получился аккуратный, удобный тюк. Все, делать было нечего до самого вечера. Павел попытался читать, но книга валилась из рук, да и строчки скользили мимо сознания. Тут ему пришло в голову, что можно позвонить в аэропорт и узнать насчет самолета. Черт! Надо же, и к телефону еще не привык. Еще бы, всю жизнь без телефона прожил. Оказалось, что рейс два раза в неделю только до села, находящегося в ста километрах от того леспромхоза, откуда начинался последний маршрут Павла. И рейс как раз завтра утром. Павел тут же по телефону заказал себе и место. Да-а… Великое дело — телефон.
Промаявшись до пяти часов, успев и назагораться, и огород полить, помылся под колонкой, надел свои новенькие пятнистые штаны, на ноги — тонкие хлопчатобумажные носки, и еще одни, шерстяные, надел ботинки, потопал. Действительно, как в домашних тапках. Но старый таежник, он знал, что и в кедах можно ноги сбить. Еще в детстве было дело; купил кеды, но они оказались чуть-чуть маловаты, даже не маловаты, большой палец слегка касался резины в носке кеда. Павел тогда из Урмана направился на север, хотел дойти до заброшенного поселка, там переночевать и добраться до большого таежного озера. Но дошел только до поселка. Наутро оказалось, что на подошвах ног огромные волдыри, а ногти на больших пальцах ног задрались кверху, сами пальцы немилосердно болели. С тех пор Павел никогда не надевал в походы новую не разношенную обувь. Но нынче приходилось рисковать, кроме туфлей и кроссовок у него ничего не было.