Придётся сегодня заняться хозяйственными делами. Ничего не поделаешь, в воскресенье поработаю.
Я вышел на крыльцо и словно окунулся в волны жара и духоты. В разогретом воздухе не было ни малейшего ветерка. Листья на яблоне бессильно обвисли. Даже безоблачное небо словно посерело.
Похоже, к вечеру соберётся дождь. И не просто дождь, а проливной, настоящий. С залпами воды, с дробным грохотом капель о железную крышу.
Трава, которую вчера скосил Фёдор Игнатьич, за ночь подсохла и пожелтела. От неё остро пахло свежим сеном. Опасаясь дождя, я решил сгрести траву в кучу. Могу я один день посвятить собственному хозяйству?
В сарае возле дома нашёл лёгкие деревянные грабли. Один зуб вывалился, но я выстругал ему замену из сухого берёзового сучка.
Куча получилась размером с небольшой стог — чуть ли не выше моего роста. Полюбовавшись на неё, я расхрабрился и пошёл в сарай за косой — надо же вторую половину участка докосить. А то двор, как голова у панка — здесь густо, здесь пусто.
Опыта у меня не было никакого. В прошлой жизни всего один раз ездил с отцом на сенокос. Моё участие кончилось глубоко порезанным пальцем, который мужики, за неимением йода, присыпали пеплом от «Беломора». Щипало сильно, но кровь остановилась. И зажил палец на удивление быстро.
Коса была туповатой и то и дело норовила воткнуться носком в землю. Но я прошёлся по лезвию оселком, приноровился, и дело постепенно пошло на лад. Вот и хорошо! Не так стыдно будет перед деревенскими охотниками на покосе.
Работа заняла у меня часа два. Плечи с непривычки ныли, зато на участок теперь было любо-дорого взглянуть. Исчезло впечатление заброшенности, стало понятно, что здесь живут. Даже дом словно приосанился и казался выше, чем раньше.
Оставив траву подсыхать, я прихватил пустой рюкзак и отправился в магазин. И так второй день, считай, за соседский счёт питаюсь. Стыдоба!
Деньги у меня были, и немаленькие. Двадцать пять рублей одной бумажкой, две красненькие десятки, трёшка, и шестьдесят три копейки мелочью. Для студента в деревне — целое состояние! Лежало это сокровище внутри рюкзака, в специально пришитом потайном кармашке.
Интересно, это я такую стипендию получил, или…
Смутные воспоминания зашевелились в мозгу. Ничего конкретного. Чьи-то лица, голоса. Здание вокзала, словно чёрно-белый фотографический снимок. Я обнимаю какую-то женщину возле входа в вагон электрички.
Чёрт! Я ведь так и не заглянул в паспорт, на страничку прописки!
Я чуть было не повернул обратно к дому, но вовремя спохватился. Паспорт никуда не убежит. Вечером посмотрю.
В просторном кирпичном здании магазина было прохладно. Под потолком гудели синеватые лампы дневного света с решётками, похожими на рыбьи скелеты. Лампы были усеяны крохотными коричневыми точками мушиных следов.
У полупустого прилавка худенькая продавщица в белом халате увлечённо читала какую-то книгу, обёрнутую плотной бумагой. Увидев меня, она быстро спрятала книгу под прилавок и улыбнулась.
— Здравствуйте!
Она была на год или два старше меня. Симпатичная. Только лицо усталое.
— Здравствуйте!
Я окинул взглядом полки. Да, негусто. Банки рыбных консервов, сложенные в традиционные пирамиды. Сероватые макароны-«рожки» в шуршащих пакетах. Карамель «Барбарис». Водка. Плавленые сырки «Орбита».
В деревянном ящике на прилавке лежали четыре кисти мятого зелёного винограда.
Овощей в магазине не было вовсе. Молока, кефира и сметаны — тоже. Это понятно — в деревне овощи у всех свои. Да и коровы в деревне имеются.
Но как быть мне?
Хотя… Пожалуй, я знаю, с кем можно посоветоваться.
— Скажите, пожалуйста — хлеб есть?
— Хлеб привезут в четыре.
Продавщица тряхнула рыжими, подкрашенными хной волосами.
— Но очередь надо занимать заранее.
Час от часу не легче. Пожалуй, придётся выкроить день и съездить за самым необходимым в районный центр.
При мысли о районном центре в голове снова промелькнули неясные образы. Асфальтированная улица между трёхэтажными домами. Растрескавшийся тротуар усыпан тополиным пухом. Машины проезжают настолько редко, что на проезжей части вполне можно играть в футбол. Но мы с ребятами предпочитаем асфальтированную спортивную площадку возле здания профтехучилища.
На плоскую крышу училища можно легко залезть по приставной лестнице. А потом лежать на горячем гудроне и смотреть в небо.
Образы проносились стремительно, и таяли без следа.