— Предлагаю минимизировать счет, — предложил Герман, подходя к нам. — Парень как с луны свалился. Ему нужно всё объяснять и показывать — буквально. Он шустрый и смышленый. Быстро все схватывает.
— А как вы хотели? — сказала Мария — Дети…
— Согласен, — проворчал майор, вытирая лицо полотенцем.
Остаток пути я провел, сидя на табурете внутри летающей птицы. В голову меня больше не пускали — похоже, я заблевал весь клюв. Пока летели, Герман больно кольнул меня несколько раз в плечо какой-то палкой.
— Это прививочки, чтобы ты не болел, — пояснил он.
Такие «прививочки» мне регулярно выписывали дети сотрапезников, стреляя в меня из болотных трубочек шипами дерева иглу. Вот уж не думал, что они таким образом заботились обо мне.
Еще егерь дал мне выпить какой-то горькой настойки и пообещал, что больше тошнить не будет. И действительно, хотя в первые минуты полета две съеденных мной палки просились наружу, и даже затемнение салона, устроенное майором, не помогало, — потом тошнота отступила. Я уснул, не найдя, чем заняться.
Как долго мы были в пути, я не понял. Очнулся, когда внутри птицы уже ничего не свистело, а саму ее перестало трясти. Вокруг сновали незнакомые люди, судя по одежде, тоже егеря. Они выносили из головы в хвост какие-то коробки и неизвестные мне егерские штуки. Интересно, а сколько всего в Пустоши егерей?
Один из них, по виду, самый молодой, остановился рядом со мной и присел на корточки. Весело подмигнув мне, спросил:
— Что, будешь новым членом экипажа? Как вы парня-то назвали? — последнюю фразу он выкрикнул куда-то в голову птицы.
Ему ответила Мария:
— Мы не решали еще. Рабочее имя — Конь. Правда, думаю, придется сменить.
Проходящий мимо Ковалев гоготнул, но ничего к этому не добавил. Мне стало обидно, что вариант «заморыш» вообще не стали рассматривать.
— Кооонь? — протянул молодой егерь. — Ну что ж, научу тебя летать, станешь Пегасом! Я — Коля.
Молодой егерь протянул мне руку, и я удивленно уставился на нее. Мне нечего было ему дать.
— Ты поаккуратнее с ним, — предупредил Ковалев, возвращаясь в голову птицы за очередным грузом. — Он все происходящее буквально воспринимает. Нужно все объяснять и показывать. Я пару часов назад по его милости чуть глаза не лишился.
— А что, — прокомментировала слова Ковалева Мария, выглядывая из головы птицы, — руки нет, можно было бы и глаза лишиться, для симметрии. Надели бы черную повязку на тебя, вместо культи крюк бы повесили, был бы у нас звездным пиратом.
— А ты бы кричала «Пиастры-Пиастры», — парировал Егор и вернулся к разговору с Колей. — С его точки зрения, ты сейчас у него что-то просишь.
— Да нет же! — попытался объяснить мне Коля. — Это мы так здороваемся. Протяни мне руку.
Я сделал, как было велено, и мою руку тут же пожала большая Колина рука.
— Понял?
Я кивнул и получил в ответ ласковую трепку своей лысой головы.
— Ну и молодец.
Коля взял свою ношу и удалился, весело смеясь и комментируя вслух мою сообразительность.
Откуда-то с хвоста птицы меня окликнул голос Германа:
— Последыш, скачи-ка сюда!
Я быстро прибежал на зов и очутился в самом хвосте. Оказалось, что брюхо у крылатой хищницы можно было открывать. Сейчас по нему то вниз, то вверх сновали егеря, перенося какие-то коробки. Колю я уже знал. Герман представил меня остальным:
— Господа, познакомьтесь с новым членом экипажа.
Тут Герман запнулся. Подошла Мария.
— И как ты его назовешь, папочка?
Герман смутился, поскольку только сейчас понял, что так и не придумал мне имя. Над ним подтрунивал Ковалев, весело смеясь:
— Помните, доктор — как коня назовешь, так он и поскачет!
Герман отмахнулся от шутки, рассеянно улыбаясь, но потом, взглянув на меня, спросил:
— Тебя же я нашел?
Я с готовностью кивнул головой, понимая важность момента. Даже на цыпочки привстал, чтобы казаться значимее.
— А я, значит, егерь для ваших. Вот и будешь ты не егерь, а Игорь!
— Назвал бы Егором, — не унимался Ковалев, — в честь меня!
— Вот еще… — буркнул Герман.
— Так и запишем в судовом журнале, — подвела итог Мария. — Новый член экипажа — Игорь Мечников.
Все вокруг начали ударять в ладоши, попутно приветствуя меня ободряющими выкриками. Я не знал, что означает этот шлепающий жест — по всей видимости, что-то очень хорошее, потому что все улыбались. Они все искренне радовались, давая мне, бесправному последышу, настоящее имя! И не абы какое, а самое что ни на есть егерское — двойное. Я не смог сдержать слез и заплакал. Меня тут действительно считали за человека. За равного!