— А Колька-то шофер? Он струсит.
— Тоже не сознается. Никто ж их, кроме твоего отца, не видел.
— Но Сафонов-то уже сознался в нападении на отца!
— Отопрется на суде.
Ромке стало тоскливо. Сигач, может, и прав.
— Но все равно, хотя бы с браконьерством будет покончено, и то ладно.
Когда Ромка увидел в небе над селом ярко-красную звезду, он не сразу сообразил, что это ракета. Почти в ту же минуту к мосту подъехала еще одна машина, фыркнула, прокатилась по доскам настила, все замедляя бег, и сразу же за мостом свернула на обочину и остановилась. Колька Сигач от неожиданности громко икнул и приподнялся. Сергей Иванович припал к земле:
— Ложись!
Дверца кабинки с левой стороны открылась. Колька Кудрявцев встал на подножку, повернулся в сторону села и на миг замер, глядя в небо. Но в это время красный огонь ракеты был уже низко над крышами, и Колька, кажется, ни о чем не догадался. Он спрыгнул на землю, обошел машину, поочередно ногой проверяя упругость скатов. Но Ромка отлично видел, что шофер всматривается в кусты, в низинки и холмики, оглядывает просеку и широкую ложбину у речки.
У Ромки ошалело заколотилось сердце. Сигач совсем вжался в землю и замер, как ящерка перед опасностью. Сергей Иванович прикрылся кустом на краю ложбины и тоже не двигался.
Колька-шофер снова подошел к машине и, заглянув в кабинку, что-то негромко сказал. Потом сел на свое место, захлопнул дверцу. Машина громко заурчала и стронулась с места.
Неужели уедут?
Колька Сигач привстал, словно приготовился вскочить и прыгнуть в машину. А машина в это время свернула на проселочную дорогу, что серой укатанной лентой вилась между деревьями, и покатила в сторону старой черемухи.
Значит, участковый прав. Ромка возликовал.
— Сергей Иваныч, они туда!
— Точно, Ромка, айда за ними! — Сигач выскочил на дорогу.
Сергей Иванович предостерег:
— Заметят! Кустами, кустами!
Ромка побежал наперерез машине колючим чапыжником, продрался через смородинник у берега и неожиданно выскочил на маленькую лужайку. Место было глухое. На берегу Линды — полуобвалившаяся землянка. Видно, когда-то давным-давно рыбаки вырыли ее и накрыли дерном на случай непогоды, но рыбные тони истощились, и землянка была заброшена. Теперь лишь провалившаяся крыша, заросшая травой и мхом, черная дыра входа да несколько столбов-подпорок обозначали рыбацкое жилье.
Ромка прислушался. Рокот мотора совсем близок, за соседними кустами.
Позади затрещали сучки. Ромка обернулся. Сигач высунулся из листвы, зашипел:
— Чего выпялился? Назад!
Едва Ромка успел нырнуть под куст бересклета, как машина взревела совсем рядом, выползла на лужайку и, качнувшись, остановилась. Из кабинки вылез грузный Мордовцев, размял плечи, искоса оглядел речной плес, лужайку, кустарник вокруг. Колька-шофер заглушил мотор и тоже соскочил на землю. Сафонова с ними не было.
Браконьеры мешкать не стали. Они уверенно направились к землянке, оба пролезли через полуобвалившийся вход внутрь, что-то там довольно долго делали. Сергей Иванович подобрался кустарником, спросил глазами: «Где они?» Ромка кивнул на землянку. Лицо учителя напряглось, заострились скулы.
Из землянки показался сперва толстый зад, обтянутый зелеными брюками, ноги в яловых сапогах, потом согнутая спина. Это Мордовцев. Он держал концы жердей и пятился на полянку. На жердях выплыла большая кадка с ржавыми обручами, а за ней — Колька-шофер.
Ноша, видать, была тяжелая, шея у Кольки раздулась, да и Мордовцев с красным потным лицом пыхтел как паровоз.
Браконьеры поставили жерди-носилки на землю. Мордовцев повернулся, поудобней подхватил концы жердей, они понесли кадку к машине.
Мешки с зерном в кузове были уложены так, что у заднего борта в правом углу оказалось свободное место. В этот угол и поставили кадку.
Ромка собрался было выбежать на лужайку и закричать, но Сергей Иванович крепко взял за руку.
Браконьеры закрыли задний борт, Колька-шофер залез на свое место. Мордовцев вытер платком лицо, снова огляделся и, успокоенный, шагнул к кабине.
Ну, сейчас уедут! Сергей Иванович раздвинул кусты.
— Доброе утро, Порфирий Митрофаныч!
Мордовцев замер: дверца машины приоткрыта, нога на ступеньке.
Ромка выбежал на лужайку.
— Попались, урра, попались, урра!
Сигач повернулся в ту сторону, где росла старая черемуха, и заорал:
— Милиция, сюда-а, сюда-а!
Он кричал истошно и долго, пока из лесу не донеслось в ответ: «Ого-го-го-го-го-го! Иде-о-ом!»