Тутмос быстро собрал армию и начал первую из семнадцати военных кампаний, пришедшихся на годы его правления. Между Египтом и Митанни располагались многочисленные независимые и хорошо укрепленные города-государства, которые Тутмос захватил одно за другим, продвигаясь на север. Игнорируя советы своих полководцев, он выбрал опасный горный маршрут в сторону Мегиддо, где коалиция правителей городов объединилась вокруг враждебного Египту царя Кадеша. Никто не ожидал, что Тутмос пойдет этим трудным путем, и египтяне смогли нанести внезапный удар. Царь Кадеша вынужден был бежать, Мегиддо пал, а местным правителям пришлось выплатить фараону дань серебром, золотом, лазуритом и малахитом. Тутмос вернулся домой с фантастической добычей: у него была едва ли не тысяча колесниц (главная из них отделана золотом), великолепные бронзовые доспехи, сотни рабов, коней и многие тысячи голов рогатого скота. В последующие века битва при Мегиддо стала синонимом молниеносной победы: в Откровении Иоанна Богослова, написанном почти 1500 лет спустя, место последнего сражения между добром и злом на еврейском языке названо Армагеддон — от названия «Мегиддо».
В отличие от Нубии, подвергшейся цивилизационному влиянию Египта, Левант в культурном и языковом отношении представлял собой полную мешанину, которую не так-то легко было включить в состав Египетского царства. Тутмос не тратил время на то, чтобы превратить только что покоренные земли в египетские во всем; ему достаточно было дани с вассальных территорий. Он оставил гарнизоны, способные быстро подавить восстания, и увез молодых левантинских царевичей в Египет для обучения и воспитания среди своей элиты, так что они выросли вполне лояльными фараону. Эти царевичи были еще и заложниками, мысли о которых удерживало их семьи от мятежей.
Примерно за десять лет военных действий Тутмос установил господство над побережьем Палестины и Сирии, включая регион Кадеша; но он знал, что рано или поздно ему придется столкнуться с Митанни в борьбе за владение территорией. Время для конфликта наступило на тридцать третий год его правления. Проявив блестящий дар предвидения, Тутмос направился в Библ, один из центров торговли древесиной, построил корабли, а потом на повозках перевез их в сопровождении армии к границам Митанни. Первые стычки с вассалами Митанни, встречавшимися на пути фараона, вынудили противников Египта отступить в глубь страны, пересечь Евфрат в районе Кархемиша и искать убежища на другом берегу. Они понятия не имели, что у египтян есть в распоряжении настоящий флот, который по приказу фараона быстро развернули на реке и продолжили преследование. Это была громкая победа, которую Тутмос отметил установлением стелы поблизости от той, что воздвиг его дед; на ней оставлена запись о событиях, о которых услышали и в противоположной части империи — в нубийском Каргасе. Царство Митанни потерпело унизительное поражение, но не исчезло, и Тутмос предпринял не менее шести кампаний, чтобы ликвидировать влияние Митанни в Северной Сирии.
К концу правления Тутмоса Египет управлял сотнями городов-государств, и его верховная власть была признана царями сопредельных Ассирии, Вавилона и Хеттского царства, которые посылали дары Тутмосу, чтобы обеспечить защиту и покровительство фараона. Деньги и предметы роскоши текли в Египет, и вскоре фараон стал самым богатым и могущественным человеком на свете. После пятидесяти четырех лет на престоле Тутмос наконец смог найти применение своим богатствам, уделив значительную их часть на строительные работы во многих храмах по всей стране и прежде всего в храме Амона в Карнаке. Среди усовершенствований были новые ворота (Шестой и Седьмой пилоны), покрытые резными изображениями фараона, поражающего чужеземные орды, причем Тутмос стоял в той же древней ритуальной позе, что и Нармер; эти рельефы призваны были рассказать историю его правления. Тутмос превзошел Хатшепсут, установив в Карнаке семь обелисков и еще два в Гелиополе; ни один из них сегодня не находится в Египте. Самый крупный имел в высоту 36 м, теперь он, слегка усеченный, стоит на Латеранском холме в Риме и является величайшим в мире подлинным обелиском. Другие попали в Париж и Стамбул; пару из Гелиополя римляне перенесли в Александрию, а в конце XIX века они отправились в Лондон и Нью-Йорк, где их назвали «иглами Клеопатры», хотя они не имеют никакого отношения к этой царице.
Триумфальное правление Тутмоса III превратило Египет в настоящую сверхдержаву, и сам фараон остался в памяти поколений как величайший царь-воин этой страны. Иногда его называют Наполеоном Древнего Египта; оба военачальника жаждали сражений и имперской власти, оба были небольшого роста. Мумифицированные останки Тутмоса, еще в древности лишившиеся покровов и сильно поврежденные, с тех пор неоднократно были потревожены любопытными потомками, но и сегодня можно сказать: это был лысый человек с сильно стертыми зубами, довольно худощавый, пяти футов роста.
Армия
Появление Египта на мировой арене в качестве грозной военной силы стало результатом создания новой, профессиональной армии. Новое царство подчеркивало воинскую доблесть фараонов, как завоевателей, а скромные пехотинцы сменили плохо обученных призывников, рвавшихся домой и сражавшихся без особой охоты. Внезапно армия обрела ореол славы и успеха, она стала почти такой же почтенной частью общества, как жречество и класс писцов. Представители элиты по-прежнему находили себе место в храмах и на гражданской службе, но теперь и армия сделалась престижным и желанным поприщем (вскоре наиболее важные посты стали наследственными), а простые египтяне стремились записаться в войсковые части в надежде на карьеру и благосостояние. Перед профессиональным солдатом открывались немалые возможности, которых не существовало для крестьянина или торговца.
Вознаграждение могло быть значительным, и некоторые полководцы становились даже фараонами, например Тутмос I. Другие получали большую плату за службу по выслуге лет; один солдат низкого происхождения, который храбро сражался бок о бок с фараоном, был пожалован «золотом, рабами и многими полями», так что остаток жизни смог провести в роскоши. Кроме того, воины добывали сокровища, грабя захваченные земли.
Но риск и трудности были тоже весьма велики. Многие солдаты вступали армию почти мальчишками, оказывались в бараках, где их тренировали и регулярно били, превращая в «кусок папируса» (телесные наказания были стандартной частью обучения). Пехотинцев могли отослать прочь от дома, в отдаленный гарнизон в пустыне, на самой границе империи. Примерно пятьдесят рангов офицеров отделяли обычного солдата от фараона. Опасность погибнуть в схватке была источником постоянного беспокойства, но не только по очевидной причине страха перед физической смертью; смерть вне пределов Египта и невозможность совершения правильных погребальных ритуалов угрожала потерей надежды на вечную жизнь. Как рассказывает сатирический папирус Лансинга, жребий солдата нельзя было назвать счастливым:
Позволь рассказать тебе о горестях солдата… Его будят в любой час… и заставляют трудиться до самого заката. Он голоден, живот его болит; он скорее мертв, чем жив… Его отправляют в Сирию. Нет ему отдыха. Нет у него одежды, нет сандалий… Он идет вверх по горам. Он пьет воду раз в три дня; она солоноватая и дурно пахнет. Он заболевает. Враги окружают его с оружием в руках. Тело его слабеет, и ноги запинаются… Его жена и дети остались в деревне; он умирает, так и не добравшись до дома.
Мир с Митанни
Проделав столь большую работу по преобразованию Египта в мировую сверхдержаву, Тутмос III не желал проблем с наследованием власти, а потому попросил сына Аменхотепа разделить с ним трон в последние годы правления. Аменхотеп II (ок. 1427–1400 гг. до н. э.) был лихим конником шести футов роста, прославился успехами в стрельбе из лука с движущейся колесницы по небольшим медным мишеням: «Замечательный подвиг… никогда прежде не виданный», как утверждает стела в Гизе.
Дважды ему приходилось подавлять беспорядки в Сирии, причем в одном случае фараону противостоял союз семи местных вождей. Продемонстрировав безжалостную мощь Египта, Аменхотеп лично убил каждого из них булавой, а тела подвесил головой вниз на царской ладье, которая шла по Нилу к Фивам; в Фивах он разместил шестерых казненных на стенах города. Последний гниющий труп проделал путь до поселения Напата в Нубии, где его выставили на всеобщее обозрение, «чтобы победу эту запомнили навечно по всей земле» (провозглашает стела Амада). Среди самых заметных трофеев этой кампании — три четверти тонны золота и свыше шестидесяти тонн меди.