Египет ослепительно прекрасен… Бедные вели сытую жизнь, малые и великие наслаждались уютом… Изобилие распространилось по всему городу, торжествовала безопасность, всюду царило процветание.
Али-бей
Добрые времена подошли к концу во время правления Али-бея (1767–1772) — мамлюка из дома Каздаглы, ставшего шейхом аль-балада после смерти господина. За чрезмерные амбиции его прозвали «ловцом облаков», Али лелеял грандиозные планы по расширению власти за границы Египта. Он мечтал о создании султаната мамлюков, о превращении Египта в империю, об отвоевании прежних владений Египта в Сирии и Хиджазе.
Первым шагом стало укрепление позиций внутри страны и нейтрализация врагов — реальных или воображаемых. Противники, союзники и даже благодетели устранялись, отправлялись в ссылку, погибали, а сам Али расставлял на ключевых административных постах доверенных мамлюков. В 1769 году он занял Верхний Египет, получив в свои руки существенные сельскохозяйственные ресурсы, и изгнал с этих территорий бедуинов. Чтобы еще больше обогатиться, он конфисковал в свою пользу крупнейшие таможни в портах, изгнал евреев, которые вели там дела, заменил их христианами-сирийцами, которые подняли налогообложение.
Когда из Константинополя пришел приказ выступить в роли посредника в династической распре в Хиджазе, Али ухватился за возможность расширить власть, а потому сообщил европейским купцам, что они могут перенести операции напрямую в Египет, в нарушение османских законов. Ввязавшись в выматывающую войну с Россией, правительство не отреагировало на самоуправство Али, который стал чеканить собственную монету и больше не отправлял налоги в Константинополь.
В 1771 году у Али появилась возможность ввести войска в Сирию. Во главе огромной армии его представитель Мухаммед-бей без труда захватил Дамаск. Однако несколько дней спустя он оставил город и вернулся в Египет, вероятно, получив значительную взятку от османских чиновников, что побудило его выступить против своего господина. Короткое независимое правление Али подошло к концу, когда второй его представитель также обратился против него, заставив Али бежать из Египта в 1772 году. В следующем году он погиб в битве от ран, пытаясь вернуть себе Каир.
Погружение в трясину
Мухаммед-бей (умер в 1775 году) восстановил отношения с имперским правительством, но в то же время продолжал преследовать свои интересы в Сирии и Палестине, поддерживал торговлю с европейскими державами, в том числе с Ост-Индской компанией. На короткое время Али и Мухаммед вырвали Египет из «оттоманского болота», вернули на международную арену; это была своего рода прелюдия к той решающей роли, которую стране еще предстояло сыграть.
Но мамлюки, жадные и недальновидные, принесли традиционный беспорядок и хаос прошлых времен. Аль-Джабарти сожалел об их восхождении к власти:
Их намерения были далеки от справедливости и обращены на пути безумия. Они привыкли к тирании и думали лишь о прибыли; они держались несправедливости и непрестанно продолжали всех подавлять.
Ибрагим-бей и Мурад-бей
Два мамлюка Мухаммеда — Ибрагим-бей и Мурад-бей — обошли соперников, но поняли, что ни один из них не обладает достаточной силой, чтобы устранить другого; поэтому они составили весьма непрочный дуумвират, который тем не менее продержался двадцать лет, до 1798 года. Побуждаемые жадностью и стремлением ни в чем не уступить конкуренту, они грабили ресурсы страны, легкомысленно расточали средства, которые должны были отсылать в Константинополь или вкладывать в гражданские службы и религиозные программы, в поддержание порядка в стране. Безудержный грабеж довел государство до отчаянного положения.
Бедуины стали нападать на паломнические и купеческие караваны. Путешественников убивали, грузы похищали, страна погружалась в беззаконие. Ибрагим обложил дополнительными налогами кофе и пряности, что подорвало международную торговлю, а поборы Мурада с крестьян стали настолько велики, что страна запустела. Отряды Мурада прошли по Дельте, выбивая налоги; поля остались необработанными, ирригационные каналы были повреждены или разрушались от небрежения, урожаи снижались, как бывало только в годы засухи, по прежде богатому зерном югу прокатилась волна бунтов, доставка продовольствия была подорвана. Страна погружалась в голод, нищету населения во много раз усугубили эпидемии, поражавшие людей и домашний скот — вымирали целые города и села.
Непрерывное самообогащение двух беев не имело границ. Мурад взимал огромные суммы с европейских купцов, довел до банкротства несколько французских компаний. Французское правительство угрожало султану, а тот не желал вмешиваться, но в конце концов был вынужден это сделать: в 1786 году в Египет прибыли отборные османские части под командованием Хасан-паши, которые изгнали Мурада и Ибрагима в Верхний Египет, а шейхом аль-баладом был назначен другой мамлюк, оказавшийся ничуть не лучше прежней пары. На следующий год Хасана отозвали для участия в широкомасштабной войне с Россией, прежде чем он добил отряды Мурада и Ибрагима на юге. В 1791 году на страну вновь обрушилась эпидемия чумы, отличавшаяся особым размахом, правительство пало, а два бея вернулись к власти.
Они погрузили Египет в хаос и коррупцию, сопровождавшиеся голодом и болезнями, не простили никого из тех, кто отступился от них, душили население налогами, тиранили и грабили все слои общества. Но на сей раз попытки ограбить французских купцов не остались безнаказанными. Беи высокомерно отмахнулись от предупреждения Франции в 1795 году: французы настаивали на соблюдении коммерческих интересов иностранных партнеров, но беи не вняли предупреждению.
Когда 1 июля 1798 года Наполеон Бонапарт высадился в Александрии, прибыв туда на 400 военных кораблях с 33 000 отлично экипированными солдатами, Мурад и Ибрагим оказались совершенно не готовы к такому повороту событий. Беи поспешили собрать силы, еще не осознав, что появление Наполеона в Египте означает конец мамлюкской системы управления. Дни Египта как второстепенной провинции приходящей в упадок Османской империи были сочтены; теперь он стал ключевой картой в игре европейских сверхдержав.
Глава 10. Начало современного государства 1798–1882 гг.
Французская оккупация
Десятки лет запустения и гражданской войны к концу XVIII века низвели Александрию до состояния грязного, захудалого города с населением в несколько тысяч человек. Обветшалая крепость и осыпающиеся укрепления охраняла горстка мамлюков, в их распоряжении имелась единственная пушка, так что эти силы трудно было сравнить с 33-тысячным французским корпусом, возглавляемым 28-летним Наполеоном Бонапартом (1769–1821), восходящей звездой и героем молодой Республики. 2 июля 1798 года, на следующий день после высадки французов, в течение трех часов город пал.
Наполеон немедленно издал прокламацию, которую зачитывали по всему городу на арабском, турецком и французском языках:
Народ Египта, тебе, возможно, говорили, что я прибыл сюда, чтобы уничтожить твою религию. Это вопиющая ложь. Не верь этому. Скажи обманщикам, что я прибыл восстановить твои права и наказать тиранов и что я служу Богу больше, чем мамлюки; что я почитаю пророка Мухаммеда и славный Коран…
Некогда вы имели великие города, большие каналы, процветающую торговлю. Что разрушило все это, если не жадность, беззаконие и тирания мамлюков?…
Пусть Господь хранит славу султана Оттоманской Порты! Пусть Господь хранит славу французской армии! Пусть Господь проклянет мамлюков и дарует счастье египетскому народу!
Наполеон готов был сказать все, что угодно, чтобы создать империю; идея вторжения в Египет возникла у него несколькими годами ранее, и она имела отношение к освобождению египтян от ига мамлюков не больше, чем утверждение Наполеона о почитании Мухаммеда. Французы использовали жалобы небольшой общины купцов, страдавших от мамлюкских беев, лишь как повод для высадки. В новую эпоху империй уникальное стратегическое положение и экономическая ценность Египта были несомненны. При хорошем управлении он мог принести сказочные богатства, при этом был плохо защищен и находился слишком далеко от слабеющего центра Османской империи. Кроме того, Египет представлял собой отличный плацдарм для удара по британским интересам в Индии, лучший инструмент для лишения Британии ее безусловного превосходства на море. Помимо этого, колонизация экзотической страны представлялась Наполеону своего рода романтическим приключением, отвечавшим его мании величия. Он мечтал управлять восточной империей, говорил о том, чтобы «въехать в Азию верхом на слоне, с тюрбаном на голове, с рукой на Коране, который я готов использовать для собственных нужд». Он жаждал отправиться в египетский поход так же страстно, как Директория в Париже, революционное правительство, жаждала отослать честолюбивого молодого генерала подальше от Франции.