И вот он уже влюблен. Чтобы привлечь внимание красавицы, он придумывает уловку:
Хитрость не удалась. И влюбленный по-настоящему заболевает, как в знаменитой поэме Андре Шенье:
Юная девушка тоже неравнодушна к красоте юноши:
Однако она думает о будущем и рассчитывает на свою мать:
Она надеется, что возлюбленный все поймет и сделает первый шаг:
«Брат», в свою очередь, взывает к «Золотой», богине веселья, музыки, песен, празднеств и любви:
Влюбленные увиделись и поняли друг друга, однако решающее слово еще не сказано. Девушка колеблется между страхом и надеждой:
(Тут следует заметить, что египтяне целовались, соприкасаясь носами, а не в губы, как греки. Этот обычай они переняли только в эпоху Позднего царства.)
Тем временем влюбленная поверяет свои сокровенные чувства деревьям и птицам. Она уже представляет себя хозяйкой дома и то, как они будут гулять по саду рука об руку с возлюбленным супругом.[94]
Таким образом, если дело продвигается недостаточно быстро и на пути к свадьбе возникают всякие препятствия, виноваты в этом скорее всего сами молодые люди. Родители на все согласны. Очевидно, они одобряют выбор своих детей. И если сопротивляются, то только для виду.
Фараон намеревался выдать свою дочь Ахури за пехотного генерала, а сына Неферкаптаха женить на дочери другого генерала, однако в конце концов сочетал их браком между собой, когда увидел, что юноша и девушка по-иастоящему любят друг друга («Роман» о Сатни-Хаэмуасе).[95]
«Обреченный царевич» прибыл в один из городов Нахарины,[*18] где собрались юноши его возраста для участия в особом состязании. Царь той страны объявил, что отдаст свою дочь за того, кто первым доберется до ее окна. А жила красавица в высоком доме на вершине высокой горы. Царевич решил тоже попытать счастья. Он выдал себя за сына египетского воина, сказал, что ему пришлось покинуть родительский дом, потому что отец женился вторично. Мачеха ненавидела его и сделала его жизнь невыносимой. Царевич выиграл состязание. Взбешенный царь поклялся, что не отдаст свою дочь беглецу из Египта. Но царевна думала по-другому. Этот египтянин, которого она едва успела разглядеть, тронул ее сердце, и, если он не станет ее мужем, она тотчас умрет! Перед такой угрозой отец не устоял и сдался. Он радушно принял юного чужеземца, выслушал его рассказ, и, хотя царевич не признался, что он сын фараона, царь заподозрил его божественное происхождение, нежно обнял царевича, выдал за него дочь и щедро одарил.[96]
В любовных песнях юноша называет свою возлюбленную «моя сестра», а та его – «мой брат». Однако нетрудно заметить, что влюбленные не живут под одной крышей и что у жениха и невесты разные родители. После свадьбы муж продолжал обычно называть свою жену «сенет» – «сестра», а не «хемет» – «супруга».[97] Этот обычай установился в конце XVIII династии. Мы не знаем, когда он исчез, но на протяжении всего Нового царства он оставался в силе. Правда, в судебных процессах не обращали внимания на такие тонкости и употребляли слои «сен», «хаи» и «хемет» в их обычном смысле: брат, муж, жена. Тем не мене сначала греки, а за ним многие современные истерики утверждали, будто в древнем Египте браки заключались, как правило, между братьями и сестрами.[98] Да, фараоны женились на своих сестрах и даже на свои дочерях, но по этому поводу можно привести ответ царских судей Камбизу на его вопрос: позволяет ли закон египтянам жениться на сестрах? «Никакой закон этого не разрешает, но закон дозволяет фараону делать все, что он хочет».[99] До сих пор нам не известен ни один случай, чтобы сановник, горожанин или простолюдин был женат на своей сестре по матери или отцу. Но брак между дядьями и племянницами, по-видимому, разрешался, потому что на изображении в гробнице некоего Аменемхета дочь его сестры, Бакетамон, сидит рядом со своим дядей, как если бы она была его супругой.[100]
Мы почти ничего не знаем о свадебных обрядах: тексты и изображения на рельефах дают мало материала. Когда фараон из «романа» о Сатни-Хаэмуасе[*19] решая поженить своих детей, он просто говорит: «Пусть приведут Ахури в дом Неферкаптаха этой же ночью! И пусть принесут с ней превосходные дары!»
87
Pap. Harris, 500, Chants d'amour, II, 9, 11;
97
98